Счастливым дням «завороженного» конец вновь положила мать. 2 ноября 1870 г. по ее требованию полицейский доставил беглеца домой. «Я подыхаю, разлагаюсь в пошлости, скверности, серости, — писал Рембо в день своего возвращения, обещая Изамбару остаться. — Чего вы хотите? Я дико упрямлюсь в обожании свободной свободы… Я должен был уехать снова, сегодня же, я мог сделать это;…я продал бы часы, и да здравствует свобода! — И вот я остался! Я остался!..» [19] Р-54, р. 264.
Наступили тоскливые месяцы шарлевильского прозябания. Коллеж был закрыт, к школьной премудрости не тянуло. Единственным спасением была городская библиотека. Творчество поэта будто иссякло: с ноября по март он почти ничего не писал. Правда, в месяцы депрессии и безмолвия он вынашивал ядовитые буйные стихотворения, серия которых сразу вышла из-под его пера весной 1871 г.
По отзвукам в творчестве Рембо и из свидетельств его друзей ясно, что от щемящей тоски и ощущения социального тупика Рембо спасался, запоем читая редкие книги по оккультным наукам и магии (тут-то пригодилось свободное владение латынью), но главным предметом читательского пыла Рембо стала социалистическая литература — Бабеф, Сен-Симон, Фурье, Мишле, Луи Блан, Прудон. Кроме того, по свидетельству Эрнеста Делаэ, Рембо усердно читал произведения писателей-реалистов — Шанфлери, Флобера, Диккенса, ревностно следил за развитием «литературы наблюдения». Приводя слова Рембо, Делаэ пишет, что он любил ее «за мужественно честный реализм, не пессимизм нужен, утверждал он, ибо пессимисты — это слабые духом. Искание реального — это подлинный оптимизм Это здоровый и свитой жанр… Уметь виден, и наблюдать в непосредственной близости, точно и бесстрашно описывать современную общественною жизнь и ту ломку, которую она заставляет претерпевать человеческое существо, пороки и несчастья, которые она навязывает. Хорошо знать предрассудки, смешные стороны, заблуждения, в общем, знать зло, чтобы приблизить час его уничтожения» [20] Delahaye E. Op. cit., p. 60.
.
Об руку с реальным романом для Рембо шел Бодлер. Многих философских и эстетических идей Бодлера Рембо не воспринимал, но в его поэзии Рембо влекли упорное стремление изобразить зло современной жизни и идущая из глубины души ненависть к этому злу. В «Цветах Зла» Рембо привлекал поэт «Парижских картин» и «Мятежа».
Конечно, решения проблемы трагической для Франции зимы не могли обеспечить и уроки большой литературы. Энтузиазм, вызванный свержением Наполеона III, заслуживавшего, по словам поэта, каторги, должен был смениться разочарованием. Не только Рембо, но и большинство французских демократов той поры были сбиты с толку последовавшим за свержением империи политическим развитием, которое вело Францию к национальному унижению и реакции. Нелегко было вскрыть, как это сделал Маркс, ту социальную механику, согласно которой буржуазное «правительство национальной обороны», едва ему стало понятно, что «вооружить Париж значило вооружить революцию», не колеблясь ни минуты в выборе «между национальным долгом и классовыми интересами», («превратилось в правительство национальной измены» [21] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 17, с. 321–322.
.
III. Рембо и Парижская коммуна
Внутренний кризис, невозможность разобраться в том, что происходит в стране, в конце концов вызывают у Рембо деятельную реакцию. Он хочет понять, что все же происходит, бросается туда, где совершаются решающие события. В результате — третий побег. Рембо, продав часы, покупает билет и 25 февраля 1871 г. вновь оказывается в Париже. Поэт оставался там до 10 марта. Возвратился в Шарлевиль Рембо пешком. У пруссаков его мальчишеский облик не возбуждал подозрений, а крестьяне тогда охотно принимали молодых людей, спасавшихся от плена или пробиравшихся в свои части и в отряды вольных стрелков. Точные даты пребывания Рембо в Париже подтверждаются письмом к Полю Демени от 17 апреля, где Рембо делится впечатлениями о поэтических и политических новинках Парижа «между 25 февраля и 10 марта». В поэзии это главным образом произведения, посвященные обороне от пруссаков, в том числе стихи Леконт де Лиля и молодого революционно настроенного поэта Альбера Глатиньи. В политической жизни Рембо проницательно отмечает газету «Кри дю пепль» и журналистов Валлеса и Вермерша. Парижскую коммуну, как известно, никто сознательно не готовил, но если называть журналистов, создававших ту политическую атмосферу, в которой Коммуна стала возможной, то Валлес и Вермерш будут в числе первых.
Читать дальше