Константин Комаров - Быть при тексте. Книга статей и рецензий

Показательно у Дмитрия Шкарина: «О, дайте мне понюхать газа! / Я знаю, родина – Париж!»

По поводу поэзии Майи Никулиной поэт Алексей Котельников высказал суждение столь же радикальное, сколь и справедливое. Не могу не привести его слов: «Русский поэт – это в том числе поэт непереводимый: не физически, ибо переводят многих еще при жизни, но метафизически. Уральского языка – нет. Пермского. Омского. Московского. Споря об этом, теряем и время, и стихи. Не говоря уже о поэтах: не так страшно быть не высказавшимся, как оговорить в чужих глазах кого-либо, с кем совещаешься только в одиночестве. То есть – истинно. Литератору это чуждо – он живет только на выход. Поэт – один Бог его знает да горсть своих поэтов. Никто, впрочем, не отнимет у Майи Никулиной права избывать именно уральское слово: нигде больше нет такой меры неразличения (мифотворящего, но и вовсе по-страшному растраченного) земли, любви, времени и души; но есть еще одна земля, где поэзия Майи Никулиной всегда пребудет в своем праве – Бахчисарай» [2].

Интересным образом это одиночество пересекается с такой нехарактерной для поэта чертой, как стремление к солидарности, групповой работе, «чувству локтя». Эта особенность тоже имеет пространственную «закваску», сформулированную Виталием Кальпиди: «Большой город сильнее отдельно взятой личности. А поэт способен реализовать себя только в том случае, если станет сильнее и – главное – интереснее и духовно богаче того места, где находится. Мегаполис ему не одолеть – слишком универсальная и насыщенная матрица лежит в его основе, а вот три мегаполиса, связанные в одно информационное пространство, – соперник по силам, ибо гравитационное поле этого пространства размыто, культурная топография теряет свою монументальную конкретику, т.к. матрицы городов начинают бороться сами с собой, освобождая художнику психоделическую территорию для самореализации вначале как поэта, а потом, если повезет, и как универсальной поэтической личности. Особенность уральской поэтической ситуации заключалась в том, что структурная ставка была сделана на регион в целом, а не на эгоистическое соревнование мегаполисов, которое в принципе бесперспективно по причине того, что оно бесперспективно в принципе» [13].

Правда, с тем, что такое положение «максимально чужеродно поэту», согласиться не могу. По-моему, как раз оно способно спровоцировать поэтическую горячечность, лихорадочность, которые в данном контексте даже своей болезненностью, в общем, работают на художественное «здоровье» региона. Человеку, может быть, чужеродно, поэту, «по долгу службы» постоянно мечущемуся от жизни к смерти и обратно, – нет.

Справедливости ради, Рыжий дал и другой полюс восприятия города, заметив иронически : «В Свердловске тоже можно жить: / гулять с женой в Зеленой роще. / И право, друг мой, быть попроще – / пойти в милицию служить» . Но в целом в его стихах хватает разной степени негативности (часто смягченной иронией) строк о городе, из которого он так и не уехал – не захотел или не смог: « херово в городе Свердловске / не только осенью – всегда», «ангинный, бледный полдень на Урале», «пусть их хвалят, мне не нравится / родимый город многожильный» (многожильный здесь – насильственный, неестественный труд) и т. д.

Тут можно вспомнить и Высоцкого, высказавшегося в том духе, что жить здесь – подвиг.

Как, например, Тагил у Евгения Туренко : «Это город Беспамятенск, Лжевск или, скажем, Незнань» . И у его учеников: «Город задушит как ты не (-) любовью / Гладкие ноги тагильские бедные лизы» (Екатерина Симонова), «На свои чаевые деньги, / заколоченные вчера, / Город, вставший на четвереньки, / квасит лажу из топора. // Кипяченые тагильчане / Опускают бумагу в чай. / И кричат по ночам: «Начальник, / свет над нами не выключай!» (Руслан Комадей) и т. д.

НО: стоит вспомнить и предшествующую строчку: «Пока что – жилось» , и картина опять-таки корректируется.

Так, у Юрия Казарина в одном из стихотворений «страшная Сысерть» противопоставлена « милой Москве»

Вообще, по наблюдениям, Свердловск больше склонен молчать, чем говорить, но поэты чутко прислушиваются к этому молчанию, разговаривают с ним.

Показательный с точки зрения психологии восприятия момент: если в стихотворении уральского поэта возникает «город», то он тут же ассоциируется и отождествляется со Свердловском. Даже если текст напрочь лишен уральских и свердловских реалий – переубедить себя бывает довольно трудно.