Татьяна Демьяненко - Хроники карантина

И мне не хватает слов, чтобы выразить свою благодарность всем тем людям, которые оставались людьми рядом в те моменты, когда я утрачивала свою человечность. Я могу лишь оставаться такой с теми, кто утратил ее….

То, чем я любуюсь сегодня:

– Бронзовая баба Яга из Пятигорска, купленная в Краснодаре, но все равно связанная с частью, влюбленной в Пятигорск

– Перекидной календарь с картиной, выбранной для апреля. И. Шишкин «Сосна на песке»

– Ялтинская луковица, купленная при отъезде с Азовского интенсива, выпустившая ярко-зеленые стрелы. Зеленый с фиолетовым – потрясающе

– Рассвет (есть прелесть в очень раннем пробуждении)

– Спящий муж

– Не закрашенная седина

P.S. Смирительная рубашка – «узкая» в английском и «принудительная» в немецком и французском, испанском и итальянском; в хорватском – сумасшедшая

Тринадцатого апреля объявлена премьера сериала: «Зулейха открывает глаза». По удивительному совпадению я несколько дней назад приступила к чтению книги – основы сериала, вероятнее всего успею к тринадцатому. Я читаю ее очень медленно, пропуская через себя концентрированную жизнь. А может быть «концентрационную» в данным контексте звучит точнее. Становится ли концентрационная жизнь концентрированной? Одно я знаю точно, иногда в жизни происходит нечто, что определяет ее центр, центр ее окружности. Страшно, когда таких центров несколько, и окружности даже не пересекаются. В терапии мы бережно нанизываем их на одну ось, чтобы жизненное колесо могло продолжать осязаемое движение. Хотя даже когда мы не движемся по дороге жизни, то мы плывем по ее реке.

Мы все в одной лодке. Закрываемые границы, отрезаемые друг от друга страны и люди только усиливают это ощущение. Сопричастности, объединенности. Говорящие на разных языках, еще не научившиеся говорить, утратившие речь и глухонемые от рождения. Отрицающие и паникующие. Стремительно беднеющие и столь же стремительно обогащающиеся. Грешные и добродетельные. Жестокие и милосердные. Экстраверы и интроверты. Утратившие привычный образ жизни и закрепившиеся в нем. Растерянные и уверенные. Пышущие здоровьем и хилые.

Как мы оказались в этом ковчеге, не будучи парными? Ведомые микроскопическим Ноем-Хароном. И нет иной земли обетованной, кроме днища. И нет иных небес, кроме человечности. Никто не погибнет, никто не спасется. Каждый из нас продолжить жить, и иной жизни ни у кого из нас не будет. Кому-то взгрустнется или посчастливится, а скорее все это сразу, обнаружить себя здесь, в своей единственной неповторимой жизни, в которой все мы связаны по факту вступления на палубу, в которой мы все плывем в одном направлении на разных кораблях – одном корабле.

Когда о карантине ходили лишь слухи, сопровождающиеся многочисленным комментариями о том, что уж в нашей стране все будет иначе, первая категория людей, о которой я затревожилась – это собаки и их владельцы, мне и в голову не могло прийти, что именно по отношению к ним будут введены послабления, узнав о которых я вздохнула одновременно с облегчением и сожалением о том, что Фокс не дожил до этих дней.

Фокс, наша такса, точнее такс, оказался той главой моей жизни, предсказать которую было совершенно немыслимо. В моей семье не было собак. Совсем. Дедушка считал, что «когда три бабы в доме, то собаки не надо», но, кажется, попросту боялся их. Поэтому их дом был редчайшим местом в станице, из-за забора которого отсутствовал лай, во всяком случае собачий. В квартирах, а тем более, таких крошечных в те времена никому не приходило в голову заводить собак, поэтому родители держали котов, которых я неизменно притаскивала в дом, несмотря на все мамины протесты.

Когда мне было около восьми лет (возможно и больше, но в такие моменты резко регрессируешь) меня окружила стая бродячих собак. Все закончилось благополучно, их разогнал случайный прохожий, но ужас при виде собачьих контуров поселился во мне надолго. Моя сестра, напротив, с раннего детства была помешана на собаках всех мастей и размеров. Псы увязывались за ней, сопровождали до квартиры и ложились у двери, охранять ее от врагов. Пару таких собак пристроила мама, оказавшись в заложниках у тяги к животным своих дочерей.

Я совершенно не помню, как возникла идея завести собаку. Помню лишь, как реализовала это решение, обещая будущему еще тогда мужу в ответ на его согласие полный уход за псом и вечное рабство во всех его тайных пожеланиях. Надо ли говорить о том, что я нарушила оба этих обещания.