Алла Сергеева - Русские. Как мы изменились за 20 лет?

Теперь же появилось и без всякого смущения заявило о себе целое поколение успешных амбициозных людей, они отвечают на вызовы жизни, успешно, активно – и даже агрессивно – делают карьеру ! И ничего плохого в этом уже не усматривается, никакого оттенка осуждения эти слова не несут. Еще 20 лет назад в ходу было выражение « карьера в хорошем смысле». Для чего была эта оговорка «в хорошем смысле»? Да потому что карьера как смысл жизни – это было что-то слегка постыдное, узколобое, а карьерист – характеристика холодного расчетливого типа, способного предать ближнего, лишь бы продвинуться по служебной лестнице. В последние годы появился новый тип сознания и поведения людей, характерный для молодых. Старшее поколение все-таки от этих слов коробит.

Многие изменения в русском языке произошли потому, что у русских (особенно среди молодежи) изменились жизненные установки, тип поведения, их отношение к жизни . Сейчас в алгоритме поведения людей возобладала установка на деловой, конструктивный подход, на оптимизм, на что-то созидательное, на умение видеть во всем в первую очередь что-либо хорошее, приятное в американском стиле «I am fine». Порой это проявляется не только в словарных новшествах, но и в изменении типа отношений между людьми.

Например, в традиционной русской культуре существовало совершенно особое представление о дружбе и дружеских отношениях. Это был не просто факт знакомства или любезного расположения к человеку, а скорее ощущение братства, уверенность в помощи в трудную минуту, возможность исповеди, когда можно «горевать и плакать откровенно». Эта модель отношений очень отличалась от западноевропейской традиции, где одобряется лишь один тип поведения – корректная дистанция. Там «выворачивать душу», вводить другого человека в подробности твоей личной жизни считается недопустимым.

Похоже, что теперь и русские усваивают такой поверхностный тип отношений, отказываясь от своих прежних ценностей. Сейчас, вместо того чтобы вполне душевно обрушивать на собеседника жалобы, избирается другой тип поведения – «keep smiling», говоря по-русски: «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!» Теперь это называется позитивныммышлением , чему уделяется очень много внимания. По этой теме пишут книжки, устраивают семинары, на специальных тренингах людей учат, как стать позитивным человеком, выработать позитивную программу, иначе никакой успех невозможен. Стал актуальным, модным позитивныйчеловек – с позитивной жизненной установкой, который думает позитивно , избегая мрачных сцен, печальных ситуаций, тяжелых мыслей, кинофильмов и спектаклей с грустным концом. Главное теперь – иметь позитивчик . Без этого невозможно добиться ни успеха, ни карьерного роста, ни прочих радостей жизни.

Подобное происходит не только в русской культуре. Так, французы, например, живут под лозунгом «Ils faut positiver». Глагола «позитивировать» в русском языке пока еще нет, но, думается, и он не за горами.

Ну, а тот, кто не смог стать успешным ? Их удел выражен словами «неудачник» и «лузер» Слово «неудачник» изменило свой смысловой потенциал. Раньше его произносили с оттенком сочувствия, как бы говоря, что речь идет о человеке, который пусть и не достиг успеха и земных благ, зато он душевный, добрый и бескорыстный. Правда, не очень «деловой», но ведь каждому – свое. «Бедность» когда-то могла быть и «благородной», вызывала сострадание и желание помочь. А теперь неудачник звучит все более сурово, приближаясь к тональности английского looser. А в слове лузер уже нет никакого сочувствия, только снисходительное презрение.

Выбор тоже никогда не был в русском языке экзистенциальной ценностью. Свобода — да, это ценность, но вряд ли она прямо ассоциировалась с выбором. Свобода и тем более воля — это когда не учат жить, не мешают, не пристают, не заставляют, дают жить как вздумается. А выбор с его сомнениями – головная боль, риск ошибиться и последующие сожаления. Что же здесь хорошего? Мы жили так, что между свободой и выбором, как между мухами и котлетами, не было никакой ассоциативной связи. Здесь сыграли свою роль и русский фатализм, и русские идеи судьбы и всяких «авось», и отвращение к любой ответственности. Обычного человека наличие большого выбора напрягало, даже порой пугало, а отсутствие необходимости делать выбор успокаивало: «Буду жить, как все».