Алла Сергеева - Русские. Как мы изменились за 20 лет?

А где же наше русское смирение и покорность судьбе? Подход к ситуации изменился: стал более деловым, конструктивным, утратив пассивное отношение. Раньше в большом ходу была пословица: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». А сейчас изменилась сама жизненная установка человека (активность) – изменились слова, оформляющие фразу, изменилось поведение человека.

Интересно, что в «западной» аудитории предпочитают вообще не произносить слово problem: это грозит испортить карьеру. Там предпочитают позитивный взгляд на жизнь, и возникшую проблему предпочитают обозначить как «challenge», т. е. « вызов ». В таком контексте возникшая неприятность воспринимается как шанс проявить себя, победив ее.

Теперь понятно, почему с высоких властных трибун мы не слышим более о проблемах (их как будто бы нет), зато везде разносятся « вызовы », которые бросает нам кто-то. Звучит действительно не по-русски, коряво, поскольку это калька с английского, – зато жизнеутверждающе. Английское слово «challenge» активизирует человека: оно описывает ситуацию, когда человек берется за выполнение какой-то трудной задачи, делает это на пределе своих возможностей. И трудность этой задачи как бы подстегивает его, заставляет напрягать все силы, лезть из кожи вон. Вот что такое ответ на вызов.

В русском языке раньше у слова «вызов» не было такого смысла, поскольку не было такого типа поведения . Сейчас же без него трудно обойтись, если человек хочет рассказать о своей жизненной позиции: как ему непросто делать карьеру, какие неимоверно сложные задачи ему предстоит решать. И еще при этом он хочет добавить, что всего этого он не боится, а наоборот: он, стремясь к успеху и отвечая на вызовы , испытывает драйв .

Это – абсолютно новый тип поведения и сознания для русского человека. Нет и тени смирения, упования на высшие силы, надежды, что все само собой рассосется или удастся отвертеться, уйти от ответственности. Подобный тип сознания и поведения раньше был характерен для американской цивилизации, а вот теперь, судя по частоте употребления в речи, – и для русской. Словом, русские фатализм, надежда на кого-то , смирение и зацикленность на судьбе — уходят в прошлое.

Изменился тип сознания и отношения к жизни. На авансцену вышла главная ценность нашего времени – стремление к успеху и необходимость в активном поведении для его достижения. Естественно, слова « успех », « успешный » за последние 20 лет необычайно активизировались в русском языке. Раньше они использовались только применительно к учебе, дипломатическим переговорам, достижениям в сфере экономики и политики, т. е. были явно книжными словами. О тех, кто добился успеха , говорилось иначе: «везунчик», «он состоялся», стал «преуспевающим» (что означало финансовый успех с ноткой сомнения в моральном аспекте), «встал на ноги», да мало ли как еще – в зависимости от ситуации. А теперь создана целая индустрия рекламы для успешных людей – книг, машин, одежды, мебели, этикета и даже собак. Слово « успех » изменило свои смысловые возможности, с периферии языка оно локтями протолкалось вперед, стало важнейшим понятием – тоже под влиянием английского succeessful, Европейской культуры с ее культом успеха и достижения.

Прежде в русской культуре успех не рассматривался как основная жизненная ценность. Экзистенциальный статус успеха был невысоким. Конечно, и раньше русские стремились к успеху, делали карьеру, росли профессионально, но это не ставили во главу угла, этим не хвастались, а как бы даже стеснялись. Комплиментом было услышать «состоявшийся» человек, т. е. тот, который сумел реализовать талант и благодаря этому заслужил свое положение и уважение окружающих. А « успешный человек» звучало все-таки несколько двусмысленно. « Успешный адвокат» – раньше был обычно богатый, беспринципный адвокат, который защищал негодяев. Теперь же негативный оттенок стерся, такое определение звучит комплиментом человеку, который добился успеха , реализовав свой жизненный проект.

Сейчас человека будут уважать, если он не только успешный , но при этом еще и амбициозный . Здесь нет и речи о завышенной самооценке человека, который «много об себе понимает». В русской культуре существовало укорененное представление, что гордыня, спесь, амбиции – все это грех, это нехорошо, поскольку человек должен смиряться перед обстоятельствами. А теперь идея скромности, непритязательности утратила свою ценность в русской культуре. Это отражается в изменении оценочного потенциала таких слов, как амбиция, карьера, гонор, спесь, апломб. Теперь эти слова тоже подрастеряли свой морализаторский пафос. Прежде все они были безоговорочно неодобрительными, осуждали излишнюю самоуверенность человека, которая для русского была сродни некоторой глуповатости, узости представлений о жизни. Это, разумеется, осуждалось, как вообще в русской культуре осуждался человек, который слишком «много на себя берет», забыв о судьбе, с которой не стоит спорить.