Александр Севастьянов - Российское искусство новейшего времени

Все это привело к тому, что художники (да заодно и литераторы) стали увлекаться эксцентрическими выходками, выпячивать и рекламировать свои необычные привычки и манеры, придавать своему облику резко запоминающиеся черты, пусть даже скандализирующие публику. Главное тут – выделиться, запомниться. Уже не природная, естественная, а надуманная, расчетливо скомбинированная оригинальность и самобытность пошли в ход, превратившись тем самым в артефакт, в продукт творчества. И вот Давид Бурлюк ходит по улицам с раскрашенным лицом, Владимир Маяковский бреет голову и напяливает желтую кофту, Пабло Пикассо, напротив, отпускает необычно длинные по тем времена волосы, Сальвадор Дали отращивает поражающие воображение усы-стрелки и таращит изо всех сил глаза, Джексон Поллак пишет свои картины сигаретами вместо кистей 83 83 Следует заметить, что подобные экстравагантные выходки встречались и ранее, даже в XVI веке. Еще Карел ван Мандер изумялялся, почему состоятельные клиенты приобретают картины Корнелиса Кетеля, который «ради причуды» рисовал их… ртом и ногами! , а Энди Уорхолл, крайне неказистый внешне, носит пышный седой парик (потом он и волосы покрасит в седой цвет) и непроницаемые для света очки с крохотными дырочками, только чтобы что-то видеть. Создать свой собственный имидж, заработать и поддерживать громкую репутацию вовсе не с помощью ремесла, запускать о самом себе слухи, один другого темнее, – теперь об этом приходилось заботиться всю жизнь…

Привлечь внимание к себе, удивительному и необыкновенному, – глядишь, половина дороги к успеху, в том числе коммерческому, уже и пройдена. Такой подход к делу совсем недавно казался совершенно невозможным, диким. Я уж не говорю о принципиальной анонимности даже великих иконописцев прошлого, смиренно и отрешенно служивших своим искусством самому Богу. Но нельзя себе представить, чтобы, скажем, Репин или Васнецов, Нестеров, Суриков и др. пытались привлечь внимание к своей персоне; о них и за них должно было говорить только их творчество, их художественные детища.

Новейшее время заставило необыкновенно возросших в числе художников отбросить «ложную» скромность: хочешь, чтобы тебя заметили – кричи, как можно громче кричи, какой ты невероятный, единственный в своем роде! Художники полностью отринули самоотречение, самоотверженность, они не хотят больше быть скромными. Современный художник – неделикатен, нетолерантен. Он самоуверен, нагл и агрессивен, он подминает под себя других и отрицает их, если это не его единокорытники, единомышленники, соучастники его проектов. Это жестокая война всех против всех. И только если у него маловато силенок, начинается игра во всеприемлемость… Амбиции, тщеславие художника стали мощнейшим фактором искусства, его движущей силой. Когда-то Борис Пастернак сказал: «Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех». Сегодня вряд ли какой-либо художник подпишется под этим откровением. Скорее, он воскликнет: «Приятно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех!».

Понятно, что отныне не верность натуре, не восхищение Божьим миром и не ремесленное мастерство стали определять ценность артефакта. Критерий «авторского Я», постоянно возрастая в цене, задвинул все это в дальний уголок, как ветхий хлам. А во главу угла, в отличие от всех минувших веков, поставил не выражение, а самовыражениехудожника.

По этому пути пошли очень многие, но он завел искусство в своего рода ловушку, поскольку этот новый критерий – наличие ярко выраженного «авторского Я» – не ограничился личностью художника, но с неизбежностью перенесся на самую суть искусства.

Понятно, что все это могло казаться необычным, новым, важным и интересным, пока наше внимание привлекали единицы таких самовыраженцев, ну – пусть десятки, даже сотни. Тогда личность художника была еще в большой цене. Но законы капитализма суровы: сегодня, когда счет им идет на многие тысячи, само представление о таком приоритете, как «личность художника» или «авторское Я», уже девальвировало до предела (стало попросту никому не интересно, «сколько же можно!»). Общество объелось проросшими вглубь себя индивидуальностями до тошноты, до рвоты. Что и вызвало со стороны некоторых творческих личностей своего рода конвульсии в попытках любой ценой привлечь наше внимание к собственной персоне.

Ставки в этой игре непрерывно повышались в течение столетия, пока не поднялись до уровня т.н. «акционизма» (подробности в своем месте). И вот уже «художник» Олег Кулик в голом виде изображает собаку на поводке, кусая ближних (1993), «художник» Александр Бреннер публично мастурбирует на руинах бассейна «Москва» (1994) 84 84 Бреннер при этом всего лишь повторил выходку известного древнегреческого философа-киника Диогена, но сошел за большого оригинала благодаря непросвещенности публики. Подстать сему были и другие «художественные акции» Бреннера: попытка совокупиться с подругой у подножия памятника Пушкину, вываливание кучи дерьма в музее перед картиной Ван-Гога, изображение знака доллара зеленой краской на холсте Малевича и т. п. , а «художник» Петр Павленский прибивает себе гвоздем мошонку к кремлевской брусчатке (2013) или поджигает двери ФСБ на Лубянке (2015). За всеми этими эксгибиционистскими «акциями» нам предлагается видеть некий философский или политический текст, но трезвые критики не хотят видеть в этом ничего, кроме отчаянной саморекламы, для которой годится любая крайность, даже не имеющая отношения к искусству, лишь бы привлечь максимум внимания.