Но данная эпоха не просто перебирала и итожила старое, это еще и время больших надежд, время футуризма, ожидание новых возможностей в культуре.
Резкий перелом, почти полная и роковая смена воспринимающей аудитории привела к резкому же изменению всей ситуации. О которой Ортега высказался еще в 1920-е гг. очень метко: «Жестокий разрыв настоящего с прошлым – главный признак нашей эпохи, и похоже, что он-то и вносит смятение в сегодняшнюю жизнь. Мы чувствуем, что внезапно стали одинокими, что мертвые умерли всерьез, навсегда и больше не могут нам помочь. Следы духовной традиции стерлись. Все примеры, образцы, эталоны бесполезны. Все проблемы, будь то в искусстве, науке или политике, мы должны решать только в настоящем, без участия прошлого» (38).
Вот что важно. Самомнение ХХ века, его чувство мнимого превосходства над прошлым, которое надлежало «преодолеть», – это как раз и есть результат выхода темных масс на арену, на авансцену истории. Подведение славных итогов прошлого осуществляла одна аудитория, но вот следующий шаг после подведения итогов – разрыв с прошлым – уже совсем другая. Как приговорил Ортега: «Недаром кажется, что в мире уже перевелись идеалы, предвидения и планы. Никого они не заботят. Такова вечная изнанка истории – когда масса восстает, ведущее меньшинство разбегается» (46).
По логике Ортеги, впрочем, новое искусство, осуществлявшееся через «бунт художников против всего старого» – это попытка вовсе не соответствовать «восставшим массам», а напротив, создать заново нечто элитарное, оторваться от масс с их архаичным вкусом вчерашнего дня, отгородиться от них и бросить им вызов.
Это так – и не так. Очень скоро массы радостно поддержат новых художников против традиционного искусства, которое и тем, и другим было не близко. Бунт против старого, тотальное разрушение мира былых господ – эксплуататоров, мира, частью которого было старое искусство, – это как раз то, что было надо массам, тем более восставшим («отречемся от старого мира»). Как по части формы, так и по части содержания. Новые масс-медиа и индустрия репродукций – небывалые тиражи открыток, постеров, буклетов, альбомов и т. п. – очень этому способствовали.
Восстание масс и бунт художников против старого суть параллельные, но взаимозависящие процессы, которые катализировали друг друга и вызывали к жизни новые, революционные критерии и принципы, по которым одни начали создавать, а другие – воспринимать искусство.
Попробуем их перечислить и растолковать.
2.2. Субъективные и объективные факторы,
принципы и критерии в новом искусстве ХХ века
В соответствии с тем, что написано выше о феномене массового вкуса и его роли в истории искусства, договоримся считать, что историю искусства формируют два основных фактора:
– субъективный, зависящий от производителя искусства (обобщенно говоря, от художника, от его дара и его намерений);
– объективный, непосредственно от художника не зависящий, а проистекающий из внешних обстоятельств, к которым относятся, в первую очередь, массовый вкус и условия арт-рынка.
Поскольку далеко не все новации художника находят путь к сердцу зрителя, не все воспринимаются аудиторией со знаком плюс и попадают в анналы, то понятно, что определенная взаимозависимость этих факторов существует даже для такой, казалось бы, чисто субъективной области, как творческая воля художника.
Мы твердо помним из курса диамата незыблемую формулу: практика есть критерий истины. Но что является критерием самой практики? Понятно: это успех. Успешная практика является истинной, неуспешная – нет. Что же является критерием успеха? Вот тут возникает вечная пауза, поскольку вмешивается фактор времени во всей совокупности своих бесчисленных составляющих. И то, что вчера казалось успешным, завтра может с гребня успеха упасть в бездну забвения – и наоборот. Успех, таким образом, есть вещь непостоянная и нетвердая в своих основах. А это, в свою очередь, напоминает нам о том, что вечных истин не бывает, но – бывают промежуточные (как говорил Гегель, истина всегда одна и она конкретна). История искусства демонстрирует нам это наглядно и выразительно.
С одной стороны, мы видим, что с некоторых пор новизна – сама по себе критерий в искусстве: неважно, умно оно или нет, красиво или нет. Главное – это ново! В искусстве начинают ценить провокативность и даже провокационность. А художник уподобляется английскому каторжнику в описании Луи Буссенара: он должен непрерывно перепрыгивать с плицы на плицу, вращая огромное колесо, и остановиться ему нельзя, а то переломает ноги. Художник сегодня во многом – такой вот каторжник, заложник всеобщего стремления к новому.
Читать дальше