Цви Найсберг - О российской истории болезни чистых рук

18

Автор тоже никак ничего не меняет во всех тех приводимых им подчас довольно-то пространных цитатах, хотя иногда бывает более чем легкодоступно; цитируемое настолько исказить одним хитроумным, весьма урезанным цитированием, да и сколь затем острословно и тенденциозно же едко и размашисто его, комментируя, что то попросту и уму нисколько непостижимо.

И уж все, что для чего-либо подобного надо было бы, собственно вообще еще сотворить, так это разве что сколь на редкость всецело до чего безоговорочно чуть ли не зубами разом ведь вырвать нужный кусок из его достаточно весьма и весьма необычайно пространного контекста.

Ленин именно подобным образом всегда и поступал – вот что пишет об этой его манере Марк Алданов в его книге «Самоубийство».

«Старик отстал заграницей от русской жизни, и ударился чуть ли не в анархизм, в бланкизм, в бакунизм, во «вспышкопускательство». Приводили цитаты из Маркса.

Он отвечал другими цитатами. Сам, как и прежде, по собственному его выражению, «советовался с Марксом», т. е. его перечитывал. Неподходящих цитат старался не замечать, брал подходящие, – можно было найти любые. Маркс явно советовал устроить вооруженное восстание и вообще с ним во всем соглашался. Но и независимо от этого Ленин всем своим существом чувствовал, что другого такого случая не будет».

19

А случай этот ему представился разве что именно потому, что слишком уж много восторженных духом людей жило в той еще прежней дореволюционной России.

И это как раз они все лет за 70 до самой той первой революции на всю ивановскую сколь топорно и несусветно несли всяческую бестолково разнузданную крамолу о некоей другой более светлой и веселой жизни в земном, а не том совершенно напрасно наобещанном попами небесном раю.

Вот, пусть только во имя того всамделишно еще воцарится на всей земле уж тот самый искрометно ведь победивший все старое зло донельзя и вправду отчаянно свободолюбивый либерализм.

При Николае Первом никто не говорил об этом довольно же открыто (вслух), и обо всем этом явно старались никак не писать даже вот и в личной переписке самым близким друзьям, но зато суровым шепотком промеж собой все это непременно тогда доводилось до самого пристального внимания.

Времена те были нисколько не сталинские и максимум могли на хорошую должность кое-кого попросту не назначить, раз тот человек, мол, по слухам и доносам не слишком благонадежен по всем тем своим тщательно им на людях скрываемым политическим убеждениям.

20

А тот еще самый именно как есть, первоначальный первоисточник всего этого дремотного ворчания находился где-то уж очень даже довольно-таки далече совсем за далекими пределами российской империи!

И была им культурная и просвещенная ФРАНЦИЯ.

И вот ведь чего на сей счет пишет писатель Марк Алданов в его книге «Заговор»:

«Я преувеличиваю, конечно, но что-то есть дикое и страшное в некоторых из этих портретов. Может быть, ваши художники обличают высшее общество? У нас перед революцией все обличали двор: писатели обличали, художники обличали, музыканты обличали… Вестрис и тот танцевал не иначе как с обличением и с патриотической скорбью».

21

А российская интеллигенция повела себя в точности также с одной лишь ТОЙ весьма ведь исключительно уж довольно существенной поправкой.

Раз вот достаточно многим из ее представителей сколь сладострастно и строго вовсе так непонятно зачем вдруг понадобилось, куда ТОЛЬКО весьма поглубже «вонзить острие всего своего на редкость дикого неприятия» уж совершенно никак и близко неправым существованием тех стародавних реалий полностью безотрадно и совсем незатейливо житейского простонародного быта.

А именно и впрямь до чего еще тихого И КРАЙНЕ ВОТ НЕПРИМЕТНОГО течения людской массы от детства к старости без каких-либо перемен, в самом-то стиле всей своей жизни.

Да и вообще довольно многие тогдашние интеллектуалы к тому же и без того всегда жили в атмосфере сытой и всем умиротворенной праздности непременно свойственной буквально всякому рассудку, что духовно и чувственно в то самое полностью свободное от всех земных забот время попросту как есть, совсем этак угорело уносятся в необозримо отдаленные дали.

И главным уделом мыслительного процесса всей левой дореволюционной интеллигенции некогда стало разве что самое планомерное разрушение в их глазах невероятно же обветшалой старославянской культуры, ради чисто внешней большей цивилизованности ныне вот существующего общества, а этот путь неизменно вел к одному бездумно яростному раздроблению «чучела прежнего социального зла».