А между тем были они именно того свойства и характера, под которые злой, хитрый и жестокий человек имел возможность с великой легкостью смело подстроиться, причем разве что с той единственной целью во всем дальнейшем самого полнейшего овладения всей ситуацией как таковой, а заодно и всеми общественными благами, жизнью и смертью…
И как раз тогда до чего еще многие, несомненно, этак до конца всецело хорошие люди и окажутся вслед затем именно в роли истых разменных пешек в чьей-либо весьма и весьма аморально грязной игре.
15
Однако все это действительно понять сегодняшним отважным (в уме) экспериментаторам, наверное, попросту вовсе-то никак уж явно этак совсем не дано, раз тут, всегда ведь до чего полноценно срабатывает именно тот чисто внешний стимул задушевного энтузиазма, неистово требующий более чем незамедлительного спонсирования всякого того принципиально так невообразимо свежего новаторства.
Мы, мол, пойдем вовсе уж другим путем и совершенно во всем тогда до чего еще обязательно преуспеем…
Однако, даже явно же всецело имея силы к тому совсем до конца исключительно полноправному овладению всей ситуацией в целом, современные либералы вовсе вот никак попросту не смогут продвинуть все человечество хоть сколько-то элементарно здраво вперед, поскольку чересчур им по нраву всевозможная возвышенная чистота.
И до чего при всем том они будут разве что лишь отчаянно рады всем ее чисто внешне ярким, наглядным, ну а кроме того и сколь (для них самих) весьма благосердечно и более чем разительно ненаглядным ее ярчайше ярким проявлениям.
И в пламени и впрямь в единый миг разом осуществленного светлого добра и справедливости для них вовсе нет, как нет ничего того действительно бескрайне вот темного.
И попросту вообще же принципиально отсутствует в них всякое настоящее и существенное понимание всего того, а чего это именно раз и навсегда оседает в навеки истлевших костях того прошлого, что было ныне кем-либо до чего безмерно так чисто ведь насильно изжито.
16
Красивость необычайно яркого внешнего эффекта разом осуществленных благих перемен неизменно затмевает в их глазах всю истую черноту слащавых помыслов тех уж самых зачинателей переворотов, что в отличие от теоретиков дышат воздухом кровавой смуты, а не вдыхают полной грудью аромат блекло светлых надежд.
Им-то, как правило, есть дело до одного крайне бескрайнего разрушения всех главных основ минувшего, а потому в их головах и мысли не возникнет о некоем чрезвычайно могучем избавлении всего человечества от отчаянно сковывающих его зловещих пут окаянного рабства и согбенности само собой проистекающих от всех тех его веками снедающих язв.
А если весьма безукоризненно и достоверно заговорить о некоем вполне реальном преображении всего этого мира в некую всецело наилучшую сторону, то уж тогда это одна лишь та чудовищно ощеренная пасть зла, наконец-таки откровенно выведенного на чистую воду, и может четко свидетельствовать об его весьма праведном укрощении силами добра и света.
В то время как очерченные ореолом новой судьбы восторженные лица свидетельствуют как раз о чем-либо совсем этак непременно вовсе обратном, а именно о мелком и гнусном устремлении отдельных демагогических личностей буквально полностью разом же оседлать политические и моральные иллюзии донельзя ведь экзальтированной братии бравых утопистов.
И наиболее тут главное оно в том, что очень даже многое из того, что вовсе этак не по душе многим современным либералам это всего-то навсего явные пережитки седой старины.
И почти все это само собой со временем до чего как есть, бесследно полностью исчезнет, причем вполне возможно, что и не без всякого косвенного, либо на редкость более чем откровенно прямого насилия, а все-таки насилия принципиально естественного, нисколько идеологически необоснованного.
17
Да и вера в Бога как бы его не называли, куда значительно лучше слепой языческой веры в чудо, а также и явных чисто ведь разве что языческих поисков выгоды через простое соблюдение, каких-либо восторженных обрядов.
Свет истинной веры освещает человеку путь, а полунаука о которой писал Достоевский в своих «Бесах» сколь явственно награждает его скипетром власти над всей вселенной, которого он никак пока попросту и недостоин.
И вот уж они слова Достоевского.
«Никогда еще не было народа без религии, то есть без понятия о зле и добре. У всякого народа свое собственное понятие о зле и добре и свое собственное зло и добро. Когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда вымирают народы, и тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать. Никогда разум не в силах был определить зло и добро, или даже отделить зло от добра, хотя приблизительно; напротив, всегда позорно и жалко смешивал; наука же давала разрешения кулачные. В особенности этим отличалась полунаука, самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и войны, не известный до нынешнего столетия. Полунаука – это деспот, каких еще не приходило до сих пор никогда. Деспот, имеющий своих жрецов и рабов, деспот, пред которым все преклонилось с любовью и суеверием, до сих пор немыслимым, пред которым трепещет даже сама наука и постыдно потакает ему. Все это ваши собственные слова, Ставрогин, кроме только слов о полунауке; эти мои, потому что я сам только полунаука, а стало быть, особенно ненавижу ее. В ваших же мыслях и даже в самых словах я не изменил ничего, ни единого слова».
Читать дальше