Казалось, моей новообретенной мечте конец, ведь раздобыть камеру в те времена было делом не таким уж и простым. Оно, конечно, не Советский Союз, и все же… Видит небо, будь у меня девушка, на этом бы все благополучно и закончилось. Однако энергия переполняла, приходилось ее куда-то девать, и я нашел выход в сочинении сценариев.
Я штамповал их целыми тоннами, засиживался до самой поздней ночи, безумствовал над тетрадями, пытаясь хотя бы так успокоить творческую лихорадку. Я сочинил дилогию о живых мертвецах («Затмение небес»), криминальную трагикомедию («Большая Италия»), криминальную драму («Простые ублюдки»), трилогию о Джеке Роксе, боксере/спецназовце/коммунисте, мистический триллер «Алан Дайнек: вкус крови», боевик с идиотским названием «Отомстить или умереть», пару романтических комедий и множество других невыразительных и безвкусных вещей.
Роберт Родригес, Квентин Тарантино и Гай Ричи – имена, которые я знал и которым старался соответствовать, а потому более ли менее копировал.
В моих сочинениях тех лет забугорные имена спокойно соседствовали с русскими, герои беспрестанно ухмылялись и сквернословили, ни одна страница не обходилась без хорошей драки, перестрелки, погони или, на худой конец, ругани. Это был экшон, бессмысленный, беспощадный и безбожно вторичный.
Время текло. Я начал выдыхаться, и, казалось, вот-вот мой порыв сойдет на нет. Но вдруг само Провидение снизошло ко мне, и я получил всамделишную видеокамеру. Пошла, что называется, жара.
Артисты больших и малых театров
Случилось, наконец, то, чего я так долго ждал: у меня появилась видеокамера. Не телефон с пятью мегапикселями и даже не фотик с возможностью видеосъемки, а настоящая операторская вещь.
Казалось, что вот сейчас-то откроются все дороги, что, раз технические трудности преодолены, осталось дело за малым: снять собственно фильм.
Памятуя о горьком опыте, я не стал набирать актеров из домашнего окружения, а обратился к людям, с коими тусовался не меньше, а то и гораздо больше (прямо денно и нощно, боже) – я позвал одноклассников. По сей день я гадаю, было ли то блестящим решением, загубленным дальнейшими действиями, либо же грубейшей ошибкой.
Так или иначе, но желающих нашлось предостаточно. Быстро, без сценария, пока железо еще горячо, я принялся ковать фильм: о ребятах, попавших в заброшенный дом, где за ними начинает охотиться маньяк, точнее, даже два маньяка – один пришлый, а второй – самый очкастый из этих ребят (угадайте, кто его должен был сыграть).
Декорацией заброшенного дома послужила наша школа, в качестве реквизита использовали игрушечный пистолет, пластмассовый нож и добытый всеми правдами и неправдами ржавый топорик.
Вечером, когда все разошлись, а охранник ровно час разрешил нам сходить с ума, мы приступили к съемкам. Голливуд был уже на горизонте, но… В тот вечер меня настигло второе жизненное разочарование. Оказывается, актеры не хотят сниматься – они хотят бегать, прыгать, кричать петухами, ломать реквизит, смотреть в камеру, смеяться в кадре, бодаться, забывать слова и уходить домой. Два или три дня мы вымучивали одну коротенькую сцену, пока не стало ясно: это все не то пальто.
Я пал духом.
И хотя после несостоявшегося слэшера было еще несколько попыток в иных жанрах, почему-то ничего не получалось. Не было чего-то такого, что заставило бы идти до конца, не было конечной цели, не было самого главного – зрителей.
Они появились внезапно.
И тогда я снял свой первый настоящий фильм – «Я буду плакать по тебе, Джо!».
Это фиаско
Десять смертей (в том числе семь убийств и три суицида), десять единиц оружия (в том числе деревянный нож и штатив в качестве пулемета), одиннадцать актеров (не считая тех восьми, что не попали в финальную версию), двадцать один персонаж, девять музыкальных композиций (из «Падения Черного ястреба», «9 роты», «Солдат неудачи», «Залечь на дно в Брюгге», «Гладиатора», «Достучаться до небес» и «P. S. Я люблю тебя»), один стоп-кадр в стиле «Матрицы», четыре шрифта, три месяца съемок и двадцать три минуты дикого экшона, военной драмы и мокьюментари.
Таким был мой первый фильм, таким был «Я буду плакать по тебе, Джо!». История в историях: писатель как бы написал книгу и читает ее своему другу, тот книгу ругает, писатель переписывает, и так три раза, итого: четыре новеллы, одна из которых связующая, ну и плюс еще пролог/эпилог.
Я снял этот фильм специально для фестиваля любительского кино, который проходил в нашем городе. Я понимал, что, может, и не получу главный приз, но в какой-либо номинации точно одержу победу.
Читать дальше