Виктор Кротов - Чехия - моя первая заграница. Студенческий строительный отряд 1967 года и взгляд через полвека

После первого курса я поехал с мехматским отрядом на целину. После второго – тоже, хотя с некоторыми особенностями. Сначала поездил по Средней Азии, а потом всё-таки примкнул к целинному отряду.

После третьего курса я собирался снова на целину. Во всяком случае активно участвовал 28 марта в учредительном собрании «Республики Тын» («тын» по-казахски «целина»). Но тем временем уже шла запись и отбор желающих стать участниками стройотряда, отправляющегося в Чехословакию.

Конечно, мне очень хотелось побывать за границей, и желающим я записался, но верилось в эту возможность с трудом. Это был отряд не от мехмата, а от всего МГУ, и желающих было предостаточно. Так и не знаю, почему меня не отсеяли. Наверное, сказалось моё целинное прошлое и участие в культурной жизни факультета. И в начале апреля я узнал, что еду не на целину, а за границу.

Между завершением сессии и отъездом я успел поторговать газетами возле Киевского вокзала и овладеть, насколько удалось, чешским языком с помощью самоучителя, разговорника и двустороннего словарика.

Анекдотичным было начало моего знакомства с чешским языком. Когда я хотел узнать, как сказать «здравствуйте», всюду первым вариантом предлагалось «чест праце» (слава труду) – видимо, чтобы подчеркнуть социалистический характер Чехословакии… Это была единственная форма приветствия, которую за всё время пребывания в Чехии я ни разу не слышал. А когда попробовал единственный раз применить её сам, встретил в ответ взгляд, полный искреннего недоумения.

Когда поезд отошёл от московского перрона, настроение у всех было слегка взбудораженным. Ведь едем…

Смотрю в окно. Занимаюсь чешским по тоненькому самоучителю и толстенькому карманному словарику, тщетно пытаясь втянуть в это дело отрядников из своего купе. И… хожу в гости к чехам. В соседних вагонах располагались чешские учителя русского языка, возвращавшиеся с повышения квалификации, большей частью женщины. Мы с одним из отрядников стояли у окна в коридоре и трепались с этими учительницами на смеси чешского с русским. Это было намного полезнее самоучителя со словариком.

Чоп – это пограничная станция, здесь я оказался впервые. Появились какие-то пограничные контролёры, раздалась зычная команда кому-то из нашего вагона, но не из нашего отряда (я думал, только в тюрьме так говорят):

– Иванов, на выход с вещами!

Потом выгрузились и мы, сдали специальным носильщикам свои вещи, заполнили какие-то бумажки, побродили по вокзалу, поскучали, а затем очутились перед длинным прилавком, на котором лежали наши чемоданы. Заглядывать ни в один из них никто не стал, мы снова передали вещи носильщикам и прошли, предъявив паспорта пограничникам (ещё русским), в соседнюю комнату. Потом погрузились, вместе со своими вещами, в другой поезд (уже чехословацкий!) и неторопливо двинулись на нём вперёд. Впервые увидал нейтральную полосу: сухая вспаханная земля метра два шириной.

Эмоций у меня особенных не было, но внимание обострилось: ведь всё новое!.. Впрочем, все шутили, смеялись и, кажется, я тоже. Было часов пять утра.

Внимание было обострено не у меня одного – наши глаза впивались в каждую деталь, в каждое отличие чужой страны от своей. Немного другие шпалы, семафоры вместо светофоров, красные маки в полях (правда, они попадались уже и в Закарпатье)…

Вагоны теперь состояли из купе с широкими стеклянными дверьми, но места были только сидячие. Поэтому, идя по коридору, можно было наблюдать сонные тела, изощрённо перекинутые со скамейки на скамейку, опирающиеся на чемоданы, поставленные в проходе.

Первая остановка, первая робкая вылазка на станцию, гул чужой речи, киоски со странными товарами, лимонад в полиэтиленовых мешочках, которые надо протыкать соломинкой и пить через неё, – всё это было до восхищения непривычно.

На остановке в наши купе ринулись подсевшие местные пассажиры (специальные поезда дальнего следования здесь, видимо, отсутствуют, по причине иных масштабов страны). Я торопливо отыскал в словарике необходимую фразу и храбро встречаю, в качестве толмача, жаждущих мéста:

– То э забранэ (здесь занято).

Впрочем, одного дядьку мы впустили. Это был жизнерадостный моравский чех с пивным брюшком и улыбкой наготове. Он охотно принял на себя роль мишени для моих языковых опытов.

Обидно было что? – у нас не было денег. По вагонам бегал расторопный официант с «ческим пивичкем». Все чехи пили пиво или сосали лимонад. Мы вздыхали, но руководитель нашей группы Саша Камзолов, у которого был НЗ чешских денег, эти вздохи полностью игнорировал.