В 1988 году, через год, я глазам своим не поверил: весной, в мартовской грязи на местах для афиш висели, переливаясь зелёным и красным, собственно афиши с невозможным текстом – «АРИЯ», которая должна была выступить в апреле во Дворце спорта. Воображение рисовало брандспойты и конную милицию. Было близко к этому, поскольку концерт перенесли по какой-то технической причине. И мы, во всех своих заклёпках и кожаных гейских восьмиклинках, ехали обломанные, но заведённые, на семнадцатом автобусе, скандируя разные песни и грубо посылая водителя, который для нас был олицетворением ненавистной власти, отменившей концерт. Мы его раскачивали изнутри, но перевернуться до «Спортивной» не получилось, а там уже все рассосались.
Концерт, кстати, состоялся чуть позже. Мы там мочили металл, а я размахивал свитером над головой, как машут флагами. На удивление концертная толпа была неагрессивна, обтекающа и солидарна. Кто-то сажал подруг (тогда девушек так и называли – «подруга») на закорки, остальные в партере бесились, играли на воздушной гитаре и трясли несуществующими хайрами, стараясь не задевать друг друга.
Хочу рассказать людям, которые недосматривают и один клип, про альбомы, которые можно было слушать. Ну, в них вроде как принято писать и рисовать, а тут – слушать. Да ещё почти час.
Удивительным образом я оказался в информационном пузыре времени и тоннеле, где вместо музыки стал шум из обрывков полупесен. Потратить сорок пять минут на «прослушивание музыки» – ну это надо или на концерт Оззи в «Олимпийском» сходить, или в паб, где крутят лайвы с концертов AC/DC.
Сейчас в каждом заведении общепита висят телевизоры и звучит какая-то странная музыка, про которую нечего сказать, кроме «сто тридцать два удара в минуту». У меня от неё болят голова и мотор. Самое удивительное, что везде ставят два сигнала параллельно: по телевизору, например, fasion tv, а по бортовому кабацкому «радио» – 132bpm. Рвёт мозг. Это враждебный акт. Поскольку я преимущественно бываю в общепите днём, мне кажется, что меня просто торопят.
Когда я ещё умел фантазировать, я представлял себя возле стены, в которой ребром ко мне стоят диски (десятки тысяч) в цветных конвертах (похожие, как потом выяснилось, на CD или DVD). Там были все альбомы всех групп. Другая моя детская фантазия была – иметь такие рации с друзьями, по которым можно было бы разговаривать даже на каникулах, находясь в деревне по два-три месяца каждый. Я явственно помню мой воображаемый рассказ по такой слаботочной для экономии батарей, но дальнобойной рации: я еду на жёлтом пазике, с цветными закруглёнными стёклами наверху.
Наверное, это как сейчас мечтать о такси Корбена Далласа: можно летать над дорогой и над сугробом и небрежно припарковать машину вдоль горящей неоном (или ксеноном) вывески.
Удивительным образом, имея доступ ко всему этому ежесекундно, я редко говорю с друзьями (а-а-а, я поймал зелёного линя) и лишь недавно начал слушать современные альбомы групп типа «Роллинг стоунз» или Слэша. То есть сейчас вообще вся индустрия подростковая «сломалась». На самом деле, изменилась. Представьте себе времена, когда музыку записывали не как продукт, чтобы собрать спонтанные быстрые лайки, скачивания и центы, а чтобы не лопнуть от избытка энергии.
Тогда у людей время было медленное, а развлечений было относительно мало. Поэтому они могли дослушать целый академический час музыки и никто их не прерывал звонком, письмом или телеграммой. Представьте, что вы сидите в наушниках, а почтальон приходит к вам тридцать раз в час: «распишитесь», протягивает сообщение, поворачивается и уходит. А вы ещё успеваете за это время сбегать на почту и отправить три открытки двадцати адресатам и ещё разослать штук десять телеграмм, некоторые из которых состоят из одной правой скобки. Понятно теперь, как отличается ваша жизнь от жизни вашего сверстника тридцать лет назад? Если брать не гениальные озарения,
а обыкновенную хорошую музыку, то она, как правило, почти не цепляет с первого раза. Вернее, так: одной единицей продукции музыкальной индустрии во время моей молодости был один альбом. И там обязательно должна была быть песня-хит. Поверхностное, простое, запоминающееся произведение, которое быстро липнет к ушам и быстро отваливается, поработав «паровозом» для всего альбома: «У тебя спид, и значит мы умрём», – сказала одна уфимская певица, когда это ещё работало.
Читать дальше