Шамиль Валеев - Мемуары уфимского школьника

Светлана Михална в начале лета того же восемьдесят шестого, кажется, года, сводила меня в «Синтезспирт» на выступление группы «Арсенал» с Алексеем Козловым, которая тогда играла какой-то джаз-рок (не знаю, что это такое), но гитара шпарила нормально, как сейчас говорят, жирно. Я всё время искал ушами гитарный звук, который мне бы понравился. И не находил его нигде.

Появляющиеся бутлегерские переиздания знаменитых западных альбомов «Роллингов», «Цеппелинов», «Дом голубого света» «Дип Пёрпл», всякие Ингви Мальмстины звучали для меня слишком мягко, джазово или архаично.

Хорошая для меня музыка была у Шильнова, который где-то брал деньги и бывал на туче: пласты там стоили сто пятьдесятдвести рублей. Как целый маг. Как сто пластинок фирмы «Мелодия».

Видимо, их брали в качестве мастер-копий для перезаписи, которая давала обладателям кассетников доступ к любой музыке.

И когда он мне давал заслушать пласты на один-два прогона, я слушал их на полную катушку, поставив голову между колонок, водружённых на подушку.

Удивительным образом моя мама, выпускница сельской школы и отделения татарской филологии БГУ, приносила мне с зарплаты альбомы, которые и сейчас для меня непростые, развивающие. Это – So Питера Гэбриела, «Песни для Дреллы» Лу Рида и Джо Кейла, посвящённый умершему только что Энди Уорхолу, первый изданный альбом «Аквариума» с легализующим тридцатитрёхлетнего Гребня текстом Андрея Вознесенского на конверте. Я этот текст и альбом знаю почти наизусть.

Основным поставщиком информации стали для меня изящные музыковедческие эссе Д. Ухова на конвертах и передачи «Молодёжного канала» радио «Юность», особенно когда ведущим был Олег Гробовников.

До концерта Шевчука в «Юбилейном», отменённой «Арии» во Дворце спорта оставалось год-полтора, до «Назарета» в Уфе – лет десять, до a ha – лет двадцать, до Стинга, которого пригласил в Казань мой брат Денис, – лет двадцать пять, а до «Металлики» в Стамбуле – лет двадцать восемь…

Имея бооооольшую теоретическую подготовку, то есть зная по именам всяких исполнителей всякой музыки последних тридцати лет из журналов и передач, я наконец-то начинал с ними знакомиться лично, то есть аудиально, через пластинки. За некоторыми из них в соответствующем отделе ТЦ «Башкирия» было убийство. Например, за «Героем асфальта» «Арии» – первой безупречной музыкой в моей фонотеке – была очередь, и мне пришлось сбегать с какого-то урока, чтобы взять пласт за два пятьдесят.

Несмотря на ташкентское производство винила и тонкую обложку из газетной бумаги, мне было невтерпёж дождаться конца уроков, чтобы прийти домой и засунуть голову между колонок. Риффы «Арии» были полноценными, тяжёлыми, в отличие от стрёмной какой-то группы «Август», которая пела в стиле «глэм» с использованием стрёмного же синтезатора. Прослушивание на грани болевого порога давало возможность услышать скрипы пальцев гитаристов об навитую на басовые струны канитель и прочие призвуки, разбирать в уме отдельные партии, где там бас, где там ритм.

Но на один нормальный пласт приходилось десять пластов х**ты. Самый ад – это были говённые лайв-записи польского фестиваля «Металломания», изданные в грампластинке и продаваемые у нас как настоящие пласты. Польский рок должен умереть, а не иметь ценник в три рубля.

Отовсюду начало выползать отечественное безумное подполье городских фриков, говнарей и халтурщиков. Я ходил на какие-то фестивали в «Юбилейном», от которых до сих пор противно. Какой-то заезжий говнарь под адский скрежет там орал что-то социальное вроде «…поп марксистского прихода».

Слушать ушами это было ужасно. Но подростки собирались, и с какой-то случайной компанией я даже провожал курганскую группу «Майор Сергеев» на поезд после концерта. В качестве фирменной штучки они прикрутили к микрофону майорский погон с синими просветами. Солист группы, когда уже нечем было расписываться и не на чем, надкусывал на память фанатам шариковую ручку. Думал, что феномен курганского рока на этом был исчерпан. Но всё оказалось сложнее: улыбчивый лидер группы впоследствии натянул кепарик-малокозырочку и стал шансон-исполнителем Жекой, который продал Лепсу национальный алко-хит про рюмку водки на столе.

На волне интереса к тяжёлому року пытались прокатиться и комсомольские работники. К нам в класс пришла какая-то овца с химкой – белый верх, чёрный низ – И начала прогонять телеги про то, что они, в комсомоле, круче понимают в роке. И, видимо, нахватавшись с какого-то инструктажа, рассказала про некий «белый металл», «чёрный металл» и, особенно, «ржавый металл», пытаясь завоевать наше доверие и заодно подавить морально.