Шамиль Валеев - Мемуары уфимского школьника

И действительно, в начальной школе дети большей частью разучивали песни, а в средних классах преподавались азы музыкального образования, которые, правда, не включали в себя нотную грамоту или игру на каком-либо инструменте. Исключением были учителя-энтузиасты (в основном, сельские), которые собирали школьные хоры, оркестры и ансамбли. Но это – В свободное от учёбы время. Часов на уроки музыкального воспитания отводилось мало – всего один урок в неделю.

Часто на занятиях приходилось заниматься далёкими от музыки вещами – например, записыванием под диктовку учителя текстов малоизвестных, но санкционированных песен. В зависимости от возраста репертуар менялся: от детсадовского «Мишка с куклой громко топает, громко топает…» до подросткового хита «Крылатые качели…», который, впрочем, разучивать не приходилось, поскольку его и так все знали из-за повального увлечения приключениями Электроника.

Отдельно стояли песни военных лет («Ночь коротка») и особенно Гражданской войны – «Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца…» или «Щорс идёт под знаменем, красный командир…», во время которой разрешалось постукивать костяшками пальцев по крышке парты, изображая ритм движения конницы – «тыгдым-тыгдым». Кроме того, в обязательную программу входили строевые песни, которые разучивались к общешкольным смотрам строя и песни.

В восьмидесятые годы была антивоенная патетика («Солнечному миру – да, да, да! Ядерному взрыву – нет, нет, нет!»), и, разумеется, гимн СССР разучивался во все годы и во всех классах.

В качестве уроков самой музыки как таковой школьникам, путём прослушивания пластинок в сопровождении рассказа учителя, класса с четвёртого преподавался классический оперный и балетный репертуар советских театров – «Риголетто» (игривое «Сеердцеее красаавицы склонно к измееене»), «Щелкунчик» (мультфильм на кинопроекторе) и, разумеется, «Лебединое озеро». На примере классического в педагогическом смысле, хотя и довольно сюрреалистического по звучанию произведения Сергея Прокофьева «Петя и волк», малопопулярного за пределами учебных классов, рассказывалось о выразительных средствах разных инструментов: «толстый, грубый, хищный голос у валторн (волк) и весёлый у струнных (Петя)».

Главный инструмент учителя пения – гармошка, как называли аккордеон по незнанию ученики младших классов, хотя в кабинете обязательно было пианино или даже гитара, на которой педагог мог играть только в личное время.

В старших классах ученикам рассказывали про «музыку рабов» – джаз, который появился после Гражданской войны в США из-за того, что освобождённые негры могли по дешёвке купить на распродажах инструменты ставших ненужными военных духовых оркестров.

Музыка – один из немногих предметов, оценка за который выставлялась задолго до окончания курса средней школы, после седьмого класса. А учитель пения – обязательный участник всех внеклассных мероприятий общешкольного масштаба. Его неизменно богатая мимика, кивки головой и движения бровей в качестве дирижёрской палочки всегда вызывали непреодолимый соблазн вслед за Электроником повторить: «Не надо «и…”!»

Впервые опубликовано в проекте www.76—82.ru

Недавно поймал на телеканале «Культура» первую в моей жизни чётко датированную передачу, которую я посмотрел, – «Песня-77».

Точно помню надпись «Песня-77» в овале в правом верхнем углу, это был декабрь, значит, мне четыре года и девять месяцев. Наверняка я смотрел ещё что-то, но этого не осталось в памяти. А в тот вечер собирали посылку дяде Рифкату на Байконур, куда он в ноябре ушёл служить срочную, и мы начали его ждать долгих два года. Точно помню, как тётя Айсылу обратила внимание на радиомикрофоны у певцов: из пластмассовых коробочек болтались какие-то шнурки-антенны. Получается, по крайней мере, читать я умел, раз прочитал слово «песня» и две семёрки.

Эту передачу я смотрел – страшно подумать! – сорок два года назад, в деревне Старокалмашево Чекмагушевского района, сидя на рыже-жёлтом полу в избушке о четырёх стенах 1952 года постройки (ей всего было двадцать пять лет), по чёрно-белому телевизору «Рекорд», который чинился хлопком по крышке и переключался плоскогубцами. И это было моё долгое-долгое, особенно зимними вечерами, детство.