Цви Найсберг - Про то, как враг народов войну выигрывал

Кутузов, к примеру, своих до чего еще по мере сил весьма этак старательно некогда берег.

Вот чего пишет о нем Лев Толстой в его романе «Война и мир»:

«Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению. Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости, то, что они могли бы понять – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем. Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте вместо донесения лист белой бумаги. И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей. Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску».

54

Ну а во времена начала Второй мировой войны роль, и ног под собой никак не чуя драпающего Наполеона, с превеликим прискорбием исполнила почти вся та довольно-таки не в меру языкатая, но совершенно уж при всем том исключительно так на редкость до чего совсем вот отвратительно немощная умом советская номенклатура.

ПРИЧЕМ ВСЕ ТЕ ЕЕ до чего только бравые и никак нескупые на слово деятели были буквально-то вдоволь без году неделя всякими званиями и привилегиями уж всецело вкривь и вкось сколь еще до чего щедро тогда со всех так сторон явно подсахарены, посеребрены и позолочены.

Причем состояла эта серая умом масса (благодаря всем тем сталинским чисткам) из той самой, что ни на есть наиболее отборной, да еще и весьма и весьма тщательно выпестованной и вышколенной сволочи, а она у любого народа почти всегда более чем неизменно во всем полностью идентична…

Тем более что тогдашняя советская власть вообще была бесподобно так интернациональна, а потому и любые более чем беспочвенные обвинения в русофобстве на самом-то деле попросту вообще вот смешны, если уж не сказать – абсолютно абсурдны.

И вся эта «отчаянной храбрости» братия тикала со столь невероятно дьявольской поспешностью, что иногда (бывало и такое) пришедшую издалека машину надо было затем довольно долго еще вполне всерьез, отмывать, поскольку господа товарищи вовсе не были готовы отойти по нужде в кустики, а когда прижмет, всякое вот как-никак непременно может случиться.

Однако при всех тех чисто «сугубо личных своих подобного рода достоинствах» новоявленные приспособленцы, выпестовавшиеся внутри лона большевистской партии как раз-таки после самой тщательной ее очистки от почти всякого того самого изначального элемента на сколь весьма судьбоносном перепутье сумрачных и злосчастных 30-х годов… в конце концов, разом как-никак более-менее непременно оправились.

А именно тогда и стали они до чего еще совсем уж более чем так бесцеремонно расстреливать боевых офицеров за все их настоящие или мнимые самими же чекистами с почти чистого листа надуманные просчеты.

55

И главное, при всем том в свете всех тех чисто уж официальных прожекторов все это и поныне выглядит сколь этак явно совершенно ведь вовсе иначе, а именно разве что как всегда всецело лишь только, значит по-ихнему…

Поскольку вовсе так не иначе, а на то она и есть, та донельзя слащаво ЛЖИВАЯ и сугубо официальная версия истории, чтобы все, значит, некогда действительно на деле бывшее в те исключительно иные тона вовсе-то беспардонно донельзя же острым орлиным глазом совсем этак «реалистично» и масштабно более чем предметно разом преобразовывать.

А между тем Лев Толстой в его романе «Война и мир» до чего на редкость наглядно всем нам преподносит, чем это вообще занималась в его время прикладная история, а она тогда совсем бессмысленно наводила буквально на все, то навеки ушедшее в былое и славное прошлое весьма изящный искристо блестящий глянец.

Причем делалось это как раз-таки ради того, дабы все та совсем ведь опостыло некогда имевшаяся в далеком прошлом, чудовищно же несветлая обыденность неизменно бы затем смотрелась (в глазах грядущих поколений) до чего только совсем недвусмысленно ярче и многопланово красочнее.