Юрий Антонишкис - Почему в СССР не был построен коммунизм. Социологическое исследование

Большевики изначально наделяли себя правом на особую мораль. Одной из ее особенностей являлась необыкновенная гибкость, тактическая пластичность. Если это было выгодно, они с поразительной легкостью отказывались от того, что еще вчера считали святым, и, наоборот, начинали поносить то, что восхваляли накануне. Это касается и событий, и явлений, и лиц. Вспомним декрет о земле. Как известно, идея знаменитого Декрета о земле была украдена большевиками у эсеров для того, чтобы прельстить крестьян. Но как только власть укрепилась и обросла штыками, попутчикикрестьяне стали не нужны. Декрет о земле был перечеркнут. Совершенно так же большевики поступили и с Учредительным собранием и со свободой печати. До революции они громче других требовали гласности. Но их отношение к свободной прессе тотчас же изменилось, едва они захватили власть. Уже через два дня после октябрьского переворота Ленин подписывает декрет, запретивший все свободные газеты России. Разгром оппозиции, подавление гласности и инакомыслия, вытеснение на обочину общественной жизни интеллигенции создавали в стране такую обстановку, что “выйти в люди” стало возможным лишь посредством вступления в партию и беспрекословного принятия морали новой власти. В партию хлынула бездна проходимцев. Соображения морали их мало занимали. И сами старые большевики подавали пример, начисто отрицая нравственность как буржуазный предрассудок. Партии для проведения политики тоталитарного насилия, в том числе и над здравым смыслом, требовались кадры определенного свойства: не думающие, не сомневающиеся, готовые выполнить любой приказ, исходя из известного постулата Троцкого – “партия в конечном счете всегда права”.

В период подготовки революции, когда ленинцы широко оперировали общедемократическими лозунгами, их мускулистая риторика увлекла многих интеллигентов и рабочих. Но проверить “правду большевизма” было практически невозможно, ибо правда была монополизирована ЦК ВКП(б). Для рядового человека практически было невозможно составить себе ясное мнение о том, что же собой представляет новая советская власть. Подавляющая часть жителей новой России ничего не знала о том, что уже при жизни Ленина страна стала превращаться в огромный концентрационный лагерь. Сознание того, что большевики не только овладели Россией, но и извратили мораль великого народа, стало приходить позднее, когда вслед за ленинскими великими починами приспели еще более грандиозные почины Иосифа Виссарионовича. Среди людей «большевистского профиля» более всего поражает вопиющая невосприимчивость к историческому опыту, к урокам собственной трагедии. Казалось бы, сегодня, когда уже ясно, по каким кругам ада большевики провели народ, настало время оглянуться и, оглянувшись, ужаснуться содеянному. Но ведь нет же! Не отречемся! – гремят речи на пленумах возрожденного большевистского ЦК КПРФ».

Гавриил Попов.«Весь опыт военного коммунизма и посленэповского антикрестьянского террора показал, что само по себе наличие у крестьянских семей земли еще не создает свободы. Если крестьянин не будет иметь права свободно торговать на свободном рынке по устанавливающимся там в ходе конкуренции ценам, то никакого “свободолюбивого российского крестьянства” не будет. Коррупция заложена в самой системе государственной собственности, когда кто-то получает абсолютное право распоряжаться чем-то очень соблазнительным, но ему не принадлежащим.

Российская демократия еще в XIX веке распознала, что стремление удержать в России другие народы и их земли превращало русский народ в жандарма других народов и в бесправного холопа своих, российских бюрократов. У русского народа, интеллигенцию которого буквально вырезали или выгнали из страны в двадцатые-тридцатые годы, не нашлось сил, чтобы понять, что за призывами Сталина к экономически мощной и независимой державе стоит стремление сохранить себя и аппарат своей партии в качестве вождей русского народа, обеспечить себе посты и привилегии, а народу оставить перспективу тяжелого труда и гибели в войнах.

Весь опыт казарменного социализма научил нас: человек сам должен получать все заработанное им и сам решать в том числе и проблемы своего лечения. А когда часть зарплаты ему не доплачивают, передают ее аппарату и поручают тому “заботиться”, то мы знаем, что аппарат, во-первых, в первую очередь использует общественные фонды для заботы о себе и, во-вторых, будет душить гражданина своей любовью к нему, навязывая ему свои идеи о направлениях медицины, о школах педагогики, о культуре и искусстве. Дошли же на пятом году перестройки “вожди” белорусского аппарата до того, чтобы даже валюту для жертв Чернобыля использовать для своего отдыха за границей.