Цви Найсберг - Цунами тоталитарной идеологии

Через двадцать долгих и мучительных лет неистово сурового правления Антихриста (Сталина) люди вообще стали бояться разговаривать с какими-либо посторонними прохожими из-за одного того столь глубоко гнездящегося в самом их сердце страха, что вдруг это они и есть те враги, о которых до чего много и подробно пишут во всех газетах.

А как раз именно поэтому люди тогда буквально до смерти боялись, что и их тоже безо всяких излишних каверзных вопросов огульно и безотлагательно разом же уличат в том, что они, может, и мельком с кем-либо не тем, переговорив, с чудовищно лютым врагом вступили во вполне осознанный предварительный сговор.

Причем все это стало действительно возможным разве что только путем медленного, но планомерного удушения России в кошачьих объятиях большевистского вождя, когда тот действительно стал единоличным властелином всех тех волей-неволей отныне ведь совсем уж безропотно подвластных ему народов.

Он-то вот точно до чего и впрямь весьма умело играл со всею СВОЕЙ страной в ту самую всем небезызвестную игру кошки с пойманной ею мышкой…

78

Да только сколь многим представителям тогдашней интеллигенции весь тот неудержимо победоносный процесс закабаления народа ярмом окаянного большевистского рабства, был явно этак никак совсем и близко нисколько ведь неприметен.

И скорее всего тут сыграло свою наиболее решающую роль именно то обстоятельство, что большевики необычайно уж умело всячески создавали в народе великие пароксизмы беспричинного восторга.

Причем и вправду делались те самые отвратительно темные делишки именно как раз по тому и близко никак вовсе ведь совсем недоброму сценарию, да еще и в той на редкость верной точности, как подобные схемы и поныне бойко и ухватисто подчас проворачивают всяческие прохиндеи, строители финансовых пирамид.

Писатель Андрей Платонов в своей знаменитой повести «Котлован» разоблачает это в чисто своем безо всяческих прикрас до чего доподлинно ведь исторически верном описании всего того как есть явно тогда вдоволь разросшегося, словно снежный ком, именно так беспросветно же дутого энтузиазма:

«Я этих пастухов и писцов враз в рабочий класс обращу, они у меня так копать начнут, что у них весь смертный элемент выйдет на лицо…

Но отчего, Никит, поле так скучно лежит? Неужели внутри всего света тоска, а только в нас одних пятилетний план?»

79

А показухи в те времена и впрямь было попросту столько, что и сами вожди по этому поводу до чего так подчас попросту невольно так спесиво ведь умилялись.

Уж как это им и впрямь-таки на редкость вовсе вот совсем легко и просто и вправду как-никак во всем до конца на деле сподобилось буквально разом, как есть казенно и бесслезно всячески поднять весь свой народ на «святую» войну за все, то буквально полнейшее сколь бескомпромиссно всесильное его последующее порабощение?

Причем до чего изящно это было, как раз-таки и соткано из тех самых тончайших нитей донельзя искрометных и ослепительно бравых иллюзий, что плавили не одну тугоплавкую сталь, но и сердца и души загоняли в ад и не какого-либо совсем никому неведомого загробного грядущего, а как раз-таки этого нашего земного настоящего.

Ну а пресловутое всеобщее счастье это одна лишь гулкая и приторная фальшь медных труб дешевого и разгульного духового оркестра.

Поскольку ничего ведь подобного тому никогда на этом свете попросту и не может где-либо быть, так как в живой природе каждый отдельный разум должен иметь чисто свою совершенно уникальную и крайне на редкость яркую индивидуальность, а также и полностью до конца однозначно свое большое личное счастье.

Ну а создавая из вовсе-то ничего нечто мнимо светлое и полностью общее разве что разом отнимешь у буквально каждого его сугубо личное благо, а вместо него выдашь ему на сменку грязное и потное ожидание того же, что и все другие в одни руки когда-нибудь со временем как-никак еще непременно получат.

Причем чисто эстетически может внешне оно вроде бы все именно так как то, собственно, значит и надо!

Хотя на самом-то деле нечто подобное разве что только ведь и являлось одним тем исключительно плоским, словно блин, прикрытием наиболее главной для всех тех трудовых людей донельзя уж крайне именно что на редкость сколь весьма ответственной их задачи…

И им явно предстояло действительно найти себе невозмутимо достойного и вполне искренне им подходящего великого кумира, то есть того наилучшего из всех людей, которого им и следовало затем сделать наивысшим существом, пред которым все остальные, несомненно, будут попросту обязаны молча склонить головы и колени в жесте чрезвычайной преданности и любви.