“Сознание пещерное, патриархально-тираническое”, “Мы имеем нечто животное, которое всё разрушает на своём пути”, “У нас не было ничего подобного Нюрнбергу”, “К сожалению, тема “Детей Арбата” у нас не уходит”, “У нас сегодня изготовляют, как сувениры, бюсты Сталина, Берии, Дзержиинского с надеждой, что это время вернётся”, “Какая страна погибает, какая культура погибает”, “Если бы у Шостаковича было больше свободы, он бы лучше сочинял”…
И всё это сказано в связи с романом “Дети Арбата”, с кинофильмом “Дети Арбата” и в связи с судьбой Анатолия Аронова-Рыбакова, лауреата Сталинской премии, умершего в Америке, куда вместе с ним прыгнули в “прорубленное окно” на Запад Евтушенко с Аксёновым, Межиров с Довлатовым, Юз Алешковский с Сергеем Хрущёвым, Вячеслав Иванов с Петром Вегиным, Наум Коржавин с Семёном Резником и т. д. Некий политобозреватель из той же тусовки Семён Новопрудский, сравнивая эту эмиграцию с эпохой “философского парохода”, употребил термин “философские самолёты” и с горечью писал, что на них улетают в Америку “большинство приличных людей этой страны”.Большинство этих “приличных людей” и упокоились недалеко от Нью-Йорка на еврейском кладбище с поэтическим названием “Холмы вечности”. Другая часть вернулась на родину-мачеху, в основном, в урнах. Почему вернулась — об этом со знанием дела пишет шестидесятник Владимир Соловьёв, ставший американцем и позавидовавший в своей книге “Не только об Евтушенко” Сергею Давлатову. “Почему” — Давлатов лежит на “Холмах вечности”? — спрашивает Соловьёв и с горечью отвечает, что не лежать ему рядом с классиком не потому, что он пишет хуже Давлатова, а потому, что надо дать “Семь тысяч в лапу — чтобы получить здесь место”. Одним словом, ничего личного, “просто бизнес”.
К тому же нельзя забывать, что лет через тридцать, ежели родня перестанет платить за твоё пребывание на “холмах вечности”, твои бренные останки могут быть выкопаны и зарыты в общей могиле для бедняков. Как тут не вспомнить, что в Переделкино литературных классиков до сих пор хоронят даром и гарантируют им согласно русским православным обычаям вечный покой. Вот и плывут по воздуху “философские самолёты” обратно в Россию, подальше от Америки с её “холмами вечности”.
* * *
Мне всегда были понятнее и симпатичнее русскоязычные “шестидесятники”, не менявшие своих фамилий на псевдонимы и честно, без стеснения, излагающие свои заветные, но неуместные для советского общества суждения.
Таким, к примеру, был поэт Давид Маркиш, сын известного еврейского поэта Переца Маркиша, прославившего в своё время террор 1937 года и сложившего свою курчавую голову в последний год сталинской эпохи. Его сын, переселившийся в 80-е годы прошлого века в Израиль, сочинил на “исторической Родине” своеобразный манифест, “надгробное слово” над Россией с её погостами:
Я говорю о нас — сынах Синая,
О нас, чей взгляд иным теплом согрет.
Пусть русский люд ведёт тропа иная,
До их славянских дел нам дела нет.
Мы ели хлеб их, но платили кровью,
Счета сохранны, но не сведены.
Мы отомстим — цветами в изголовье
Их северной страны.
Когда сотрётся лыковая проба,
Когда заглохнет красных криков гул,
Мы станем у берёзового гроба
В почётный Караул.
Р.S. Это уже не “любовь к отеческим гробам”. Это удовлетворение человека, присутствующего на похоронах своих врагов. Но это ещё не всё:
Щербат и сер луны ущербный серп.
Ещё что? Скажем: мреть и мор на море.
Мы дали Вам Христа — себе в ущерб.
Мы дали Маркса вам — себе на горе.
Откровенные по чувствам и мыслям стихи. Но, когда я прочитал это стихотворение, то не понял: они за наш хлеб “платили” чьей “кровью”?.. Может быть, Маркиш имел в виду “красный террор” 1918 года, когда за наш хлеб было заплачено “нашей же кровью”? Или он вспоминает кровь, пролитую на жертвенник продразверстки и коллективизации? Давайте вспомним сцены из поэмы Багрицкого-Дзюбина “Дума про Опанаса”:
В хате ужинает Коган
Житняком и мёдом.
Иосиф Коган — местечковый комиссар, Опанас — гой, украинский крестьянин, которого облагает данью Коган. А если Опанас не подчинится, то:
Усом в мусорную кучу —
Расстрелять и крышка!
Вот какую картину, видимо, держал в уме Маркиш, когда писал: “мы ели хлеб их, но платили кровью”. Коган ест житный хлеб Опанаса, и если что не так — готов заплатить хлеборобу его же кровью. Но это ведь та же “славянская” кровь, до которой ему, Маркишу, “нет дела”. “Мы дали вам Христа”… Ну это уже беспредельная наглость, поскольку такие, как вы, отправили его на Голгофу.
Читать дальше