Герман Устинов - Смена эпох

— Да, но ведь комендантский час.

— Я знаю. Пароль «Барк» — «Свет».

— Да что случилось?

— Семейный конфликт. И замешан в нем ты.

— Не может быть!

— Ты читал сегодня провинциальную газету?

— Нет.

— Нет? Там напечатаны стихи под заголовком «Твердым быть». Каждый твой друг поймет, что это о тебе. И подпись «Хатра». Слышал ты это имя?

Достойный Иса Мухаммади, как и его дочь, с нетерпением ожидал, когда она закончит лицей. Но планы у них были разные. Если Хатра жаждала сразу после экзаменов пойти на работу в провинциальный комитет ДОМА — Демократической организации молодежи Афганистана, поближе к Матину, ставшему для нее после того знаменательного праздника самым нужным и дорогим человеком, то отец давно сговорился с крупным кабульским торговцем коврами выдать за него старшую дочь. Тот однажды гостил в их доме и видел девушку. Затребованный калым — 200 тысяч афгани купец готов был выложить полностью накануне свадьбы. А деньги в доме были нужны. Нынче Иса выдаст замуж красавицу Сурейю, а на будущий год — иншалла! («даст аллах!») — и ее дурнушку-сестру. Тем самым он основательно поправит свои дела.

В тот день, придя из лицея, Хатра долго перечитывала строчки своего стихотворения. Откликнется ли Матин на этот привет, посланный ее сердцем? Поймет ли он в своей вечной занятости, в своих больших и трудных делах, что творится в ее душе?

А вечером в доме разразилась гроза. Увидев газету со стихами, сестра Сахима быстро сообразила, что к чему, вспомнила о поэтическом празднике в лицее и явилась с подробным докладом к отцу. Хатра не сочла нужным скрывать свою любовь. Разгневанный Иса Мухаммади заявил, что забирает ее из лицея и будет держать под семью замками до самой свадьбы с кабульским купцом, которую он устроит в ближайшие же дни. «Этому не бывать!» — гневно воскликнула девушка и как была, в домашнем платьице, выскочила из дома.

Через час вместе с директором лицея она сидела в кабинете губернатора провинции. Туда же пригласили ее отца. Иса Мухаммади твердо стоял на своем. Дочь — его имущество, его товар, и никакие силы в мире не помешают ему и только ему решать ее судьбу. Детям нет дела до того, как родители распорядятся их жизнью. Так было на афганской земле во все времена. Даже сын не волен сам выбрать себе жену, а уж о дочери нечего и говорить!

Все уговоры и убеждения, все аргументы — что времена меняются, старые представления и традиции уходят в прошлое, что после революции женщины перестали быть рабынями — не привели ни к чему. Иса требовал добровольного или насильственного возвращения дочери домой.

Уходя, он со всей силой хлопнул дверью.

— Ну, многого он не добьется, — сказал губернатор. — Но кровь девушке попортить может. Что же, однако, предпримем сейчас? Есть у вас в Герате какие-то близкие? — спросил он у Хатры.

— Ив Герате, и во всем свете у меня есть только один такой человек — Матин.

Глаза у губернатора удивленно расширились. И только тут его словно что-то осенило. Он разыскал среди бумаг утреннюю газету и снова перечитал напечатанные там стихи…

…Спустя два месяца я был у них в гостях. Прошло всего три дня с начала их совместной жизни. После ухода Хатры из дома ее приютила школьная учительница литературы. У нее девушка жила до самого выпускного вечера. А теперь им на первое время отдал одну из своих комнат старый сослуживец Матина по ХАДу. Свадьбу они еще не отпраздновали.

— У нас всей посуды — вот эти два стакана, — смущенно сказал Матин. — Вот даже чай сейчас должны пить по очереди. Ничего, все будет…

— Все есть, — сказала Хатра.

— Чем же все-таки закончилась та ночь у губернатора? — спрашиваю я.

…Услышав о случившемся сначала от губернатора, директора лицея, затем от самой Хатры, увидев в ее глазах муку, надежду и счастье, Матин уехал домой совершенно ошеломленный. Все серьезные разговоры были отложены на завтра. Девушку оставили ночевать в кабинете губернатора.

Матин час за часом ходил вдоль своего длинного письменного стола. Думы его были нелегки. Когда за окном начал брезжить рассвет, томительную тишину нарушил пронзительный телефонный звонок. Он снял трубку и услышал печальный и памятный с той поэтической дуэли голос. В эту ночь говорить по телефону им было, наверное, куда легче, чем с глазу на глаз.

— Девочка, — уговаривал ее Матин, — подумай, кем ты хочешь связать свою судьбу. Я с юности не принадлежу себе. Моя жизнь — это революция, борьба, партия.