Дун Цин - Чтецы

Сестренка Хуэй Фэньсань очень красивая. Когда я был совсем ребенком, я уже видел, что она красивая. Она прыгала через резиночку, а я сидел рядом на корточках и смотрел, не двигаясь с места, даже когда звала бабушка. Но только вот Хуэй Фэньсань совершенно не обращала на меня внимания. Она меня почти не замечала. Обо мне она вспоминала, лишь когда у них не было с кем натянуть резинку. Я всегда ждал с нетерпением этого своего часа. И смеяться она не любила, только начинала веселиться – мать звала ее чистить овощи, или месить тесто, или стирать одежду младших братьев и сестер. Она безропотно сворачивала резиночку и ни слова не говоря шла делать то, что сказали. Бабушка всегда хвалила ее. Когда ее хвалили, она тоже не произносила ни звука.

Самого младшего братика Хуэй Фэньсань называли Восьмой, ему было столько же, сколько и мне. У них в семье было восемь детей, все с разницей примерно в один год. Они жили в южном флигеле, а наша семья – в западном.

В середине двора, разделенные крестом кирпичной дорожки, были четыре кусочка земли, на которых росли груша и три яблони. Весной весь двор был в белых цветах; когда цветы опадали, их лепестками была покрыта вся земля. Под деревьями тоже были цветы: пассифлора, «ночная красавица», рябинник, канны и туберозы… Сажали все, кто жил в этом дворе, не делили на твое-мое. Может быть, оттого, что я тогда был совсем маленьким, мне эти цветы помнятся очень высокими. Мы с Восьмым часто пропадали в этих зарослях. Вечером там было особенно хорошо играть в прятки – нырнуть в густые цветы, сесть на корточки и мяукать кошкой…

Бабушке всегда хотелось собрать нас вместе, чтобы мы слушали ее загадки:

– Большая-большая плита из синего-синего камня, а на большой-большой синей плите…

– Эй, это же звезды!

Бабушка знала много загадок, но Восьмому не сиделось на месте. Он убегал делать из бумаги пульки, и мы снова ныряли в заросли цветов.

– Не попадите себе чем-нибудь в глаз! Эй! – кричала нам бабушка, сидя у порога.

– Нет! Мы будем в кота попадать! – кричал в ответ Восьмой.

К нам откуда-то приходил большой черный кот; мы притворялись, что это наш враг.

– И кота не трогайте! Хороший кот, не гоняйте его! – снова кричала бабушка.

Мы ничего не слышали и носились по всему двору, орали, вопили, а кот спасался бегством, забираясь на крышу.

Восьмой был очень ловок в играх. В шарики он всегда выигрывал, и выигрывал сразу помногу. Еще он умел делать сачки, чтобы ловить стрекоз, ловил их целыми пригоршнями – в каждой руке по две торчало между пальцами. Еще он отваживался в одиночку бегать до городской стены, где ловил сверчков в камнях, или мог забраться на крышу, чтобы срывать яблоки. Бабушка тут же кричала ему: «Восьмой, Восьмой! Когда же ты поумнеешь! Смотри не сломай себе шею!» Восьмой любил приходить к нам домой тайком, чтобы его мама не узнала. Бабушка всегда давала нам что-нибудь вкусненькое – сахар, по паре кусочков каждому, или печенье, по две – три штучки.

Семья Восьмого жила бедно, обычно у них такой еды не было. Мать Восьмого вечно жаловалась: «Сколько бы ни было, всё равно не хватит накормить этих голодных волчат!» Мы с Восьмым забирались на бабушкину кровать и, громко причмокивая, сосали сахар, глядя через красные и синие кусочки пленки на солнце, на деревья, на Хуэй Фэньсань, развешивавшую на дворе белье, радовались и весело хохотали.

– Восьмой! Перестань там шалить! – кричала ему Хуэй Фэньсань, делая серьезное лицо, как взрослая. У Восьмого во рту был сахар, он боялся ей отвечать.

– У нас всё тихо, – отвечала бабушка, – Восьмого у нас нет!

Бабушка очень любила Восьмого, говорила, что он искренний и добрый.

Когда пошли в школу, я и Восьмой были в одном классе. Помню, когда нас забирали в армию, семья Восьмого не могла дать ему белой рубашки, и тогда бабушка из моих двух одну отдала ему. Восьмой был так рад, что у него всё лицо стало красное. Пока рос, он всегда донашивал вещи за старшими братьями и сестрами. Утром, когда нам надо было уходить на службу в армию, бабушка позвала Восьмого и дала нам с ним каждому по пирожному и по два вареных яйца. Мать Восьмого нам подарила по вышитому носовому платку – она сама их вышивала. Она дни и ночи проводила над рукодельем и так зарабатывала немного денег для семьи.

Бабушка потом тоже стала вышивать – это мама Восьмого ее научила. Сначала мать Восьмого не верила, что бабушка действительно будет это делать, и всё тянула. А бабушка постоянно ей об этом напоминала.