Дарья Златопольская - Настоящее. Диалоги о силе, характере, надежде [litres]

А. Д.Оба фильма попали в яблочко. Оба очень своевременны и метки. Честно оговорюсь, я к обоим режиссерам отношусь прекрасно, оба замечательные мастера. У них вообще какой-то параллельный путь, и так сложилось совершенно стихийно. Одновременно почти вышли «Коктебель» и «Возвращение», фильмы с похожим сюжетом: там отец с двумя мальчиками, тут отец с мальчиком, и их путешествие куда-то к воде. Потом «Левиафан» и «Долгая счастливая жизнь» запараллелились. Опять же дико похожие истории: у человека несправедливо отнимают его землю, недвижимость, он пытается протестовать, как умеет.

Разные режиссеры. Разные методы. Разные актеры. Все разное. А почему-то темы близкие. И здесь то же самое произошло. Два фильма, в которых стержень сюжета – это развод. И тема развода становится, конечно, метафорой.

Мне кажется, что «Аритмия» – фильм, который дает надежду. А «Нелюбовь» – фильм очень жестокий и жесткий. Я не хочу сказать, что он не дает надежды. Например, я для себя нашел там светлую внутреннюю идею. Но, конечно, она не генеральная и построен фильм композиционно так, что в конце ты все равно думаешь: «Господи, что ж творится-то?»

Просто, во-первых, есть люди, предпочитающие смотреть драмы со светлым концом или вообще комедии, а есть те, кому ближе трагедии: вот так они тут примерно и разделились. Во-вторых, очевидность того, что развод – это состояние некой неблагополучности в нашем обществе, превратила два фильма в два высказывания о России. Одно о том, что все-таки, несмотря ни на что, все у нас будет хорошо. Главное любить друг друга и простить друг друга. А другое о том, что мы потеряли что-то непоправимое. И уже не найдем, сколько не ищи.

Вам близка вторая точка зрения, да?

Не близка, но я с этим в большей степени согласен. Мне первая кажется неким утешительным трюком. Искусство может себе позволять утешительные трюки. Но кого-то это трогает, заводит, беспокоит и вообще близко ему, а мне – нет.

Я бы не назвала это утешительным трюком. Вот этот финальный кадр, когда пропускают скорую помощь, он, мне кажется, о том, что есть в нас что-то, что нас все равно объединяет. Ну кто не пропустит машину скорой помощи? Или вы считаете, что все так плохо, что не пропустят?

Слушайте, нет! Тут вопрос выбора – в жанре высказывания. Мы же не примитивные с вами люди. Мы не считаем, что, если в фильме все плохо кончается, то он людей учит плохому, а если хорошо – то хорошему.

В самые страшные времена человечества – при Гитлере, Сталине – снимали самые позитивные фильмы, романтические комедии, мелодрамы. Все там было у всех всегда хорошо, хорошее боролось с лучшим. Вместе с тем в прекрасные времена, полные идеализма и надежд, когда Европа отстраивалась после войны, снимались трагичнейшие ленты Микеланджело Антониони, Ингмара Бергмана, Райнера Вернера Фасбиндера. Одно не мешало другому.

Я-то рассуждаю очень просто. Мне кажется, что искусство, которое талантливо, всегда несет свет. Искусство, которое не талантливо, всегда несет тьму. А позитивно там все или негативно, это вопрос жанра, сценария или сюжета. Талантливо – не талантливо. Только это важно.

Д. З. Одно из ярких детских впечатлений для вас – сказки Пушкина. Как вы с пушкинским слогом познакомились? Сами читали или кто-то вам читал?

В. С.Меня познакомил с большой поэзией отец. Помню, уходя из жизни, в 97 лет, он читал кусками наизусть «Евгения Онегина». Он говорил, что Пушкин непознаваем.

В детстве сказки Пушкина были для меня «ежедневностью». Скажем, «Сказка о рыбаке и рыбке» – о суровых претензиях нехорошей жены к несчастному мужу. У нас в семье этого не было. У нас, наоборот, мама была абсолютный ангел, а папа, придя с войны, был, научно выражаясь, психастеник. Он воспитывал меня по формуле: «Если ты можешь справиться по-настоящему, но делаешь кое-как, – это грех». Это значило, если я могу учиться на пятерки, то четверка – это грех. Известно, что люди, прошедшие фронтовыми дорогами, с войной расстаться не способны. Отец не был исключением, он мог меня физически наказывать, и довольно крепко. И, если это случалось, то я вспоминал пушкинского Балду с его «щелками» по лбу. Я Балду и сейчас обожаю – как и все игровые премудрые советы, как выживать в трудных обстоятельствах. Но главное, с детства и навсегда, – это, конечно, сам сказочный, божественный Пушкин.