Джаред Тейлор - Лицом к лицу с расой

Что же вызвало такой разворот?

В начале 1980-х в Новом Орлеане был избран первый чёрный мэр. Моё предположение — рост уровня преступности чёрных в отношении белых был связан с исчезновением страха и уважения к белым, вызванным доступностью политической власти: «Чего нам бояться? Мы так же хороши как белые! Сам мэр чёрный!».

Подобное отмечает Динеш Д’Суза в своей книге «Конец расизма»:

«Такие патологии чёрного сообщества существуют со времён рабства, но белые их сдерживали и ограничивали дисциплиной и нормами, налагаемыми церковью и учреждениями местного управления. Но с 1960-х годов авторитет этих институтов был значительно ослаблен, а в новой среде социального попустительства и государственных дотаций, эти патологии чёрных вновь быстро размножились» (стр. 37).

Ранее чёрные преступные наклонности сдерживались рабством, сегрегацией, апартеидом и строгими племенными обычаями. Стоит удалить эти ограничения, и патологии вновь проявляются.

Другим фактором, способствующим росту уровня преступности, является то, в какой степени «африканизированная» южноафриканская полиция участвует в совершении преступлений. Полицейский может легко остановить ни в чём не повинного негра-водителя, и, заявив ему, что его автомобиль числится в угоне, немедленно конфисковать его на месте. Когда несчастный владелец идёт в отделение полиции городка, он обнаруживает, что его автомобиль исчез! Учитывая уровень полицейской некомпетентности и коррупции, практической пользы от обращения в полицию нет. Насколько я знаю, такого рода вещи происходят почти исключительно в чёрных районах, видимо, потому что в белых районах всё ещё есть белые полицейские, присутствие которых достаточно, чтобы предотвратить преступление.

Мало чем отличаясь от чёрных медсестёр и чёрных учителей, чёрные полицейские в целом довольно бесполезны. Если ранее белые руководители, держали подчинённых хотя бы в состоянии полудисциплины, то примерно с 1990 г. руководство постепенно стало всецело чёрным.

В целом африканцы просто не в состоянии управлять. Они не способны к управлению более или менее крупным учреждением и испытывают недостаток в дисциплине, организованности и кооперации, необходимых для контроля над преступлениями. И, хотя это может прозвучать грубо, но, я считаю, что им, кроме прочего, не хватает морали. Полиция, наверное, была бы более эффективной, если бы их нравственно возмущало преступление, они бы внутренне ощущали, что это плохо. Я сомневаюсь, что есть много африканских полицейских любого уровня, которые имеют такие ощущения.

Мимоходом, хотелось бы вспомнить о том спектакле, который разыгрывается вслед за эпидемией чёрной преступности — тот гвалт и причитания, с которыми жалуются на неё эти «либералы»! И никто никогда не вспоминает, что именно они активно способствовали созданию именно такой обстановки, вызвавшей совершенно предсказуемые результаты, которые именно они теперь осуждают. Их благосостояние надёжно защищает их от последствий правления чёрных, и именно они первые бегут из страны.

Чтобы понять перемены в Южной Африке, нужно понять, как глубоко пустила корни западная либеральная идеология эгалитаризма в высших слоях общества. Не думаю, что в большинстве случаев лидеры действительно верят в то, что они продвигают, но они настолько по-рабски преклоняются перед западной политкорректностью, что начинают презирать свои самые глубокие обычаи и традиции.

Например, в числе первых инициатив, внесённых в недавно созданный Конституционный суд, было единодушное решение объявить смертную казнь неконституционной. Нельсон Мандела выступил в защиту этой инициативы, сказав, что белое правительство несправедливо казнило многих чёрных, имея в виду, что, если бы смертную казнь оставили в законе, новое чёрное правительство было бы вынуждено последовать примеру белых! И были проигнорированы настойчивые призывы к референдуму по этому вопросу.

Чёрная элита безнадёжно отстаёт от человека с улицы. Самосуд, устраиваемый на месте ворам, пойманным на рынках — как поступают в Нигерии и Кении, находят широкое одобрение населения в маленьких городках. Есть ли сомнения в том, какими бы были результаты референдума?

Кроме того, сегодняшняя Южная Африка — официальное пристанище для гомосексуалистов, хотя за годы проживания в чёрной Африке, я знаю точно, что гомосексуализм там осуждается. Многие нигерийцы, например, отказываются верить в то, что такое явление вообще может существовать, а когда им это объясняют, воспринимают его с выраженным презрением. Зимбабвийский президент Роберт Мугабе придерживается свойственной африканцам точки зрения, что гомосексуализм омерзителен. Несмотря на это, южноафриканская конституция идёт вразрез мнению всех, обеспечивая «права» гомосексуалистов. Устраиваются гей-парады, вот-вот узаконят однополые браки, и политически недопустимым стало высказать публично что-то плохое о гомосексуализме.