Джаред Тейлор - Лицом к лицу с расой

Хотя западные СМИ с не охотой признают, что в Южной Африке периода постапартеида произошёл взрыв насилия и преступности, никто так и не попытался объяснить его. Я полагаю, что причины этого насилия психологические. Именно отказ от апартеида оказал воздействие на психологию чёрных.

Во-первых, имеется масса свидетельств того, что африканские чёрные чувствуют себя ниже белых. Причины этого понять не трудно: в большинстве аспектов современного мира чёрные, как группа, обычно проявляют меньше способностей, чем белые, и они не настолько глупы, чтобы этого не признавать. Большинство африканцев спокойно относятся к эмоционально обусловленному отказу белых, имевшими с чёрными минимальный контакт, признавать расовые отличия. Я, после сотен контактов с африканцами, имею основание утверждать, что они принимают эти различия. Однако довольно типичный образчик «объективных» доказательств этого можно найти в заявлении двух воинствующих чёрных психиатров, Уильяма Х. Грира и Прайса М. Коббса в их книге «Чёрный гнев»:

«Факт, что чёрное население склонно рассматривать белого человека, как высшее существо. В местных говорах и в повседневном поведении миллионов чёрных существуют бесчисленные примеры, говорящие за факт, что они действительно чувствуют, что белый от природы лучше». (стр. 191).

Живя в чёрной Африке, я сделал открытие — фактически все чёрные, которых не коснулась либеральная идеология эгалитаризма, не только признают это неравенство, но и нисколько ею не обеспокоены! Я заявляю это после бесчисленных случаев общения с чёрными по всему чёрному миру континента. Спросите любого африканца, почему чёрные не могут делать, например, самолеты или компьютеры, и он посмотрит на Вас, как на дурака. Для него ответ очевиден:

«У белого для этого есть мозги, а у нас нет!»

Возможно, из-за этого между собой чёрные часто испытывают потребность ставить себя выше и достичь «статуса». С его точки зрения лучший способ этого достичь — это поставить другого в более низкое по сравнению с ним положение. Ведь, если тот низший, то он должен быть высшим. Это даёт ключ к пониманию и объяснению множества случаев бездушного и жестокого поведения чёрных медсестёр, полисменов, школьных учителей и прочих. Если чёрные поднимаются даже на самые незначительные высоты власти, многие из них начинают помыкать своими подчинёнными самым сумасшедшим и нелепым образом.

Когда чёрные видели, как белый демонтирует механизмы апартеида, в целом уступая пожеланиям чёрных, они задавали себе вопрос: «Почему он это делает? Конечно же, не потому что мы этого заслужили». Ответ для них был очевиден — белый глуп, слаб и напуган. Это свело на нет страх, уважение, и даже благоговение, облегчавшие белым контроль над чёрными.

Чёрные — хищники, нападающие на более слабых. Страх потенциальной жертвы возбуждает их как кровь акулу. А в белых они именно это и находят, — страх. Результат — когда потенциального чёрного преступника, длительное время державшегося на привязи его собственного страха, спустили с поводка, — становится совершенно предсказуемым.

Даже, если отбросить тяжкие преступления, один из показателей того, какого уровня здесь достигло беззаконие, это то, какое множество водителей здесь ездит на красный свет светофора. За один день здесь можно увидеть столько таких горе-ездоков, сколько в Америке не увидишь за всю жизнь. Кроме того, с конца правления белых, вероятность того, что чёрного арестуют за такое «малозначительное» нарушение, как мочеиспускание на улице, равно нулю.

Чёрные вообще склонны либо рабски следовать правилам, не улавливая ни при каких обстоятельствах вероятности исключений, либо просто попирать закон. Это можно рассматривать, как свойственное им проявление явного отсутствия понятия градации: либо включено, либо исключено, всё или ничего. Поэтому, как только они начинают нарушать закон, у них это переходит в тенденцию нарушать абсолютно все законы.

Думаю, что подобное изменение в психологии чёрных имело место в Соединённых Штатах. С 1969 г. по 1973 г. я проживал в белом районе в городе Новый Орлеан, хотя в полквартале от меня шёл уже чёрный район. Днём ли, ночью, — я беспрепятственно ходил куда мне было угодно. Ситуация, однако, радикально изменилась к середине 1980-х: у всех на слуху были массовые нападения чёрных на белых, белые уезжали из районов, которые всегда были белыми.