Валерий Дзидзоев - Ещё раз о решении территориальной проблемы. Анализ осетино-ингушских отношений и перспективы выхода из межнационального кризиса

Эти и другие объективные причины в 1934 году предопределили добровольное объединение Чечни и Ингушетии. И тут “верный сын осетинского народа” И.В.Сталин не при чем. Нужно очень сильно ненавидеть И.В.Сталина, Осетию, осетин и в той же мере не уважать российского читателя, а также читающую Ингушетию, чтобы написать на страницах популярной “Независимой газеты”, будто И.В.Сталин упразднил в 1934 году автономию ингушей в пользу “Северной Осетии”.

Занимаясь преднамеренной фальсификацией вопросов истории, Б.Бога ырев и Б.Костоев утверждают: “В 1933 году он (Сталин — В.Дз.) передал г. Владикавказ под юрисдикцию Северной Осетии, в 1934 году упразднил Ингушскую автономную область, присоединив ее к Чечне, хотя ингуши решительно выступали против произвола и никак не изъявляли желания присоединиться к Чечне, как это утверждает Руслан Хасбулатов, что подтверждают документы тех лет из Ростовского партархива”(Богатырев Б., Костоев Б. Правда и ложь об ингушской трагедии. Независимая газета, 1997, 28 марта). Авторы статьи умалчивают о том, что в конце двадцатых годов по инициативе чеченцев, которых поддержали партийносоветские органы, и, конечно же, И.В. Сталин, произошло объединение Чеченской автономной области, города Грозного, находившегося на территории Чечни, но являвшегося, подобно городу Владикавказу, самостоятельной административной единицей (другими словами, Грозный не являлся частью Чеченской автономной области) и Сунженского казачьего округа(В 1921 году, когда город Грозный находился в составе Горской АССР, был поднят вопрос о выходе его из Горской АССР и создании новой административно-территориальной единицы — Грозненской губернии. С этой идеей носились в основном партийные работники Грозного — Рогачев, Кобозев и др. Они же предлагали включить в Грозненскую губернию Сунженский казачий округ, который имел в то время статус Автономной административнотерриториальной единицы. В августе 1921 года Грозненский комитет РКП(б) ходатайствовал перед Горобкомом партии о том, чтобы вернуть обратно в горы чеченских крестьян, переселенных по распоряжению партийно-советских органов в станицы Сунженской линии, казачье население которых выселили по решению III (Грозненского) съезда народов Терека и по настоянию Г.К.Орджоникидзе в 1920 году. Однако пленум Горского обкома партии в сентябре 1921 года осудил эти попытки, характеризовав их как шовинистические.). Б.Богатырев и Б.Костоев старательно обходят факт, что объединение Чеченской автономной области и города Грозного, как крупного промышленного и культурного центра, и Сунженского казачьего округа в 1929 году было выгодно, в первую очередь, их единокровным братьям-чеченцам. Эти два политика должны понимать, что Ингушетию объединили затем с укрупненной Чечней по воле ингушского и чеченского народов. В рамках единой Чечено-Ингушетии решались важнейшие экономические и культурные вопросы, в первую очередь, чеченцев и ингушей, которые пользовались благами "ставших чечено-ингушскими" Грозного и Сунженского округа. Можно ли отрицать, что город Грозный, как крупный промышленный и культурный центр, имел важнейшее значение для политического, экономического и культурного развития Чечни, а после 1934 года и Ингушетии? Точно также город Владикавказ как крупный промышленный и культурный центр имел огромное значение в политическом, экономическом и культурном росте всех народов Северной Осетии и, в первую очередь, осетин. Все это делалось не потому, что "Сталин хотел в 1934 году упразднить ингушскую государственность в пользу Северной Осетии", а потому, что происходило совершенствование и развитие советской национальной государственности народов Северного Кавказа. Эти азбучные истины истории обязаны знать даже старшеклассники. Но два влиятельных политика умалчивают об этом не потому, что плохо осведомлены в вопросах национальногосударственного строительства народов Северного Кавказа. Судя по всему, их вполне устраивает такая методика объяснения "необходимости восстановления государственности ингушского народа". В этой непростой ситуации настораживает многое. А вольное обращение с фактами истории, их "своеобразная" интерпретация просто пугает. На эту проблему следует обратить внимание, так как традиционно менталитет ингушей, чеченцев, осетин, балкарцев, кабардинцев и других народов Кавказа тяготеет к истории, к историческим исследованиям, к интерпретации сложнейших вопросов истории, культуры не только "своих", но и соседних народов. К преднамеренной фальсификации относится и утверждение двух публицистов о том, что в 1934 году ингуши будто бы решительно выступили против подобного произвола и никак не изъявляли желания присоединиться к Чечне, как это толкует Руслан Хасбулатов, что подтверждают документы тех лет из Ростовского партархива". То, что в доказательство они не привели ни одного документа "из Ростовского партархива", говорит о многом. Нет ни одного более или менее значимого документа, подтверждающего "решительные выступления" ингушей в 1934 году, когда их объединили со своими единокровными вайнахскими братьямичеченцами. Если бы Б.Богатырев и Б.Костоев не занимались дешевым философствованием, основанном на преднамеренном нарушении законов логики, с целью запутать неосведомленного в исторических реалиях российского читателя, они бы привели два-три весомых аргумента, убеждающих читателя в действительном нежелании ингушей объединиться с чеченцами в 1934 году. В этой связи следует обратить внимание на то, что лишь в последнее десятилетие ингушские историки, публицисты, политики и журналисты "вспомнили" об "упраздненной Сталиным в 1934 году ингушской государственности в пользу Северной Осетии". Почему-то об этом "произволе Сталина" не писали в 60-е-70-е годы.