Виктор Белосков - Лаборатория ЛЭФ, № 2, 1990

«Неосуществленная любовная готовность», должно быть, великая творческая сила, однако она непременно должна была бы привести автора к сексуальной смерти — импотенции. Так ли это? Это мы увидим ниже. А пока не будем размышлять о том, что потерял лично Ст. Лем как мужчина, испытывая соблазн к такому количеству красоток, тем не менее, мы, то есть читатель, приобрели интересные исследования, которые рассыпаны по многим его произведениям, написанным даже в течение не одного десятилетия.

Представляется интересным, не претендуя на истину в конечной инстанции и стопроцентный охват, высветить вопросы сексуальной эволюции, так живо волнующие писателя.

Предлагая собственные концепции развития общества, Лем, конечно, не мог обойти стороной проблему взаимоотношения полов, как и многие другие авторы, работавшие в области социальной фантастики: Е. Замятин («Мы»); А. Платонов («Антисексус»); О. Хаксли («О дивный новый мир»); Д. Оруэлл («1984»).

Однако, в отличие от других писателей, может быть исключая Платонова, Лема меньше всего интересует эротическая сторона отношений между мужчиной и женщиной. Его больше привлекает конструирование индустрии секс-бизнеса, технократические идеи, а если говорить лемовским языком, то это сексократия.

В публицистических заметках, опубликованных журналом «Огонек» (№ 13, март 1989 год) фантаст пишет:

«Главным источником моего творчества была и остается область точных наук. Я пытался представить себе результаты использования новых технологий в интересах общества и наоборот — использование общества в интересах неких технологий.»

Но прежде чем перейти непосредственно к сексократии, необходимо проследить этапы движения лемовской мысли. Прежде всего, это отделение секса от чувственного, разумного начала — «…Секс именно то звено, где Разум сталкивается со Счастьем, ибо в сексе нет ничего разумного, а в Разуме — ничего сексуального…» И второе — развитие технократических идей, то есть собственно сексократия. Туда же, как раздел, входит и лингвистическая футурология — сексолингвистика.

В своей рецензии «Одна минута» на ненаписанную книгу Дж. Джонсон и С. Джонсон «Одна минута человечества», Лунное издательство, Лондон — Море дождей — Нью-Йорк («В данной книге представлено практически все, что люди одновременно делают в течение одной минуты»), С. Лем дает превосходный образец «статистической эквилибристики», соединяя, казалось бы, несовместимые понятия, убивая при этом сразу двух зайцев — добиваясь рассоединения чувственного и разумного начала в вопросе взаимоотношения полов (сексуальной сфере) и показывая притянутость за уши и откровенную глупость некоторого ряда статистических выкладок, наполняющих иные справочники.

«…Далее после почерпнутого из Элиота эпиграфа, что-де жизнь — это „birth, copulation and death'“ (рождение, совокупление, смерть), идут новые цифры. Каждую минуту совокупляется 34,2 миллиона мужчин и женщин… совокупный эякулянт объемом 43ООО литров в минуту содержит биллион девятьсот девяносто миллионов живых сперматозоидов… Порнография и современный стиль существования приучили нас к разнообразию методов сексуальной жизни… Тем не менее, то, что охвачено статистикой, поражает воображение. И дело тут не в пресловутой игре в сопоставления: как ни говори, но 43 тонны ежеминутно извергающейся спермы — это ведь 43000 гекалитров, которые таблица сравнивает с 37850 гекалитрами кипятка, выбрасываемого при каждом цикле самым большим гейзером мира (в Йеллоустонском национальном парке). Гейзер спермы в 11,3 раза обильнее и бьет без каких-либо перерывов…»

«Ничего непристойного в этой картине нет» — пишет далее Лем. Действительно нет — на лицо полный эффект отстранения. Есть только отвращение к подобного рода умственным упражнениям. Ранее высказанная сентенция, что «порнография и современный стиль существования приучил нас к разнообразию методов сексуальной жизни», находит свое подтверждение и художественное воплощение в «Футурологическом конгрессе», когда главный герой Ийон Тихий попадает по ошибке на банкет Освобожденной литературы:

«В фойе меня встретили две прелестные девушки в одних шароварах (их бюсты были расписаны незабудками и подснежниками) и вручили сверкающий глянцевый проспект. Не взглянув на него, я вошел в пустой еще зал; при виде накрытых столов у меня перехватило дыхание. Не потому что они ломились от яств, нет — шокировали формы всех закусок без исключения; даже салаты имели вид гениталий. Обман зрения полностью исключался, ибо невидимые глазу динамики грянули популярный в определенных кругах шлягер: