Кто следит за соблюдением последнего правила, какого рода горе ожидает уклоняющегося, кто и как определяет меру этого горя — не уточнено. Зато из этих описаний делается вывод, выглядящий для современного человека несколько парадоксальным:
«Столько друзей, братьев, сыновей, отцов и матерей живут вместе в такой степенности, благообразии и любви».
Похоже, основной побудительной силой руководства со стороны руководителей и подчинения со стороны руководимых следует полагать именно взаимную любовь. И горе тем, кто от любви уклоняется.
«…Они беспощадно преследуют врагов государства и религии как недостойных почитаться за людей».
«На третий день… приговор вступает в законную силу, причём ответчик примиряется со своими обвинителями и свидетелями, как с врачами своей болезни, обнимая их, целуя и т. д.».
«Смертная казнь исполняется только руками народа, который убивает или побивает осуждённого камнями, и первые удары наносят обвинитель и свидетели. Палачей… у них нет, дабы не осквернять государства. Иным даётся право самим лишать себя жизни: тогда они обкладывают себя мешочками с порохом и, поджегши их, сгорают, причём присутствующие поощряют их умереть достойно. Все граждане при этом плачут и молят бога смягчить свой гнев, скорбя о том, что дошли до необходимости отсечь загнивший член государства. Однако же виновного они убеждают и уговаривают до тех пор, пока тот сам не согласится и не пожелает себе смертного приговора, а иначе он не может быть казнён. Но если преступление совершено или против свободы государства, или против Бога, или против высших властей, то без всякого сострадания приговор выносится немедленно».
В свете вышеописанного упоминание о свободе особенно умиляет. Впрочем, речь ведь идёт о свободе государства… Возможно, в том числе — и о его свободе освобождать другие государства от тиранических режимов и насаждать вот этот, идеальный.
Практических вопросов возникает тут просто море.
Ну хоть вот: кто, как и с какой честностью ведёт учёт бездн конфиската, возникающих, когда «все имущество покорённых или добровольно сдавшихся городов немедленно переходит в общинное владение»?
Или: по каким критериям тех, кого народу надлежит побить камнями, выносящие приговоры должностные лица отличают от тех, кому они обязаны дать право самим лишить себя жизни при помощи самоподрыва на мешочках с порохом? А если эти критерии расплывчаты или произвольны — нельзя ли тут поживиться во время принятия решений?
Конечно, в тексте сказано:
«Распределение всего находится в руках должностных лиц; но так как знания, почести и наслаждения являются общим достоянием, то никто не может ничего себе присвоить».
Но как реально это достигается? Неужели единственно тем, что всё общее? Разве пожива может быть только материальной? Как можно, например, сделать общими знания, почести и наслаждения — и не найдётся ли как раз именно здесь очередной лазейки для того, чтобы порадовать себя, попытавшись по каким-то параметрам стать «равнее» остальных?
Можно сказать, что здесь мотивационная основа управленческой деятельности выглядит наиболее убогой и неубедительной. Её составляют:
— внедрённая в сознание в процессе коллективистского воспитания гипертрофированная, самозабвенная исполнительность, полностью, похоже, заменяющая реальный интерес к своей работе, увлечённость своей работой, гордость своей работой;
— полное бескорыстие, обеспеченное отсутствием частной собственности, семьи и искоренением честолюбия (однако понятие «почестей» тем не менее каким-то образом сохраняется);
— всеобщая любовь;
— назначение всех и каждого на ту работу, которая, согласно астрологическим прогнозам, для них наиболее естественна;
— надежда отвести душу, освобождая кого-нибудь от какой-нибудь тирании и затем ограбить освобождённых, передав их имущество в коллективное пользование Соляриям;
— постоянная угроза снятия с должности «по воле народа»;
— постоянный страх бессудного наказания неизвестной и непредугадываемой суровости, применяемого просто «в рабочем порядке»;
— чудовищная жестокость по отношению к тем, кто оказался признан «врагами государства и религии, недостойными почитаться за людей».
Подводя краткий итог, можно сказать следующее.
Первое.
При отчаянной зарегулированности утопических миров, где едва ли не всё происходило по воле начальства, с его ведома и под его контролем, предусмотренные для этих миров системы стимулов управленческой деятельности совершенно не способны обеспечить мало-мальски качественных управленческих услуг.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу