Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

Ну, разве что для себя и своего кармана — но о том-то и речь.

Возникающее то туг, то там и кажущееся порой необъяснимым и гротескным мракобесием искусственное нагнетание официальной пропагандой национализма (зачастую — в его самых архаичных и нелепых формах) может с этой точки зрения трактоваться всего лишь как более или менее инстинктивно предпринимаемая попытка высшей власти повысить мотивированность, а следовательно, и эффективность своего управленческого аппарата. Попытка, надо сразу сказать, в современном мире отнюдь не обязательно результативная, но всегда чреватая опасными осложнениями. Попытка сродни акту отчаяния. Если кроме вымученной национальной гордости, а то и, не дай Бог, исключительности вообще уже ничего не найти за душой, остаётся хвататься лишь за эту ядовитую соломинку.

В многонациональных же, и тем паче — в мультикультурных конструкциях без некой интегрирующей мобилизационной светской идеологии дееспособная бюрократия, похоже, вообще немыслима.

Я называю мобилизационными такие идеологии, в которых будущее мыслится важнее настоящего, должное — важнее сущего, общее — важнее личного и праведность — важнее успешности. В значительной степени они являются секуляризованными производными от соответствующих религий спасения. Можно заметить, что непременным атрибутом всех такого рода идеологий является краеугольный постулат «посюсторонняя жизнь имеет посюсторонний смысл». Именно в силу своей секуляризованности мобилизационные идеологии способны объединять людей, принадлежащих к различным религиям и к порождённым различными религиями различным светским культурам; прижизненные ценности и ориентиры более или менее совпадают (будущее — важнее настоящего, должное — важнее сущего, общее — важнее личного и праведность — важнее успешности), а их специфические религиозные обоснования элиминированы и потому не способны служить источниками разобщения.

То, каков именно у посюсторонней жизни посюсторонний смысл, есть ядро любой мобилизационной идеологии. Представления о смысле отличают их одна от другой; но в самом общем виде таким смыслом является активное совмещение должного и будущего, то есть деятельность, в результате которой должное непременно станет сущим, едва лишь завтра превратится в сегодня. Стоит представлению о должном будущем оказаться размытым или дезавуированным, остальные максимы умирают и от идеологии остаётся лишь набор мёртвых фраз и пустых процедур.

Если не хочется теоретизировать, достаточно вспомнить уже ставшие притчей во языцех неэффективность, неповоротливость и дороговизну громадного и неудержимо растущего бюрократического аппарата единой Европы, работающего скорее для самого себя, нежели для составляющих Европу стран. Ну, а о современной российской бюрократии и об уровне её эффективности лучше и вообще не вспоминать, чтобы не опустились руки с тоски.

Попробуем представить две семьи, живущие в пустыне. У них один родник на двоих. Обе — вполне славные, работящие, крепко спаянные, исполненные родственной любви и уважения. Да и друг к другу семьи относятся доброжелательно, по-соседски. Не без соперничества, конечно, не без шумных споров и едких подтруниваний, не без стычек на межах. Живые же люди, как иначе?

Но вот родник начинает пересыхать.

Вопрос: как без насилия, без колючей проволоки, без КПП, где каждый должен под дулом автомата предъявлять талон на свою жалкую суточную норму, без призывов к толерантности и прочих пустых словес добиться того, чтобы семьи не перессорились, не начали ненавидеть друг друга и друг другу вредить, а, напротив, стали бы ещё сплоченней и доброжелательней одна к другой?

Ответ только один: подать им идею выкопать колодец, где воды хватит на всех.

Значит — такой большой колодец, такой глубокий, что отрыть его можно лишь предельным напряжением всех сил всех членов обеих семей. Вот тогда они примутся пылинки друг с друга сдувать — и не на словах, а наделе, в поту и грязи. Ибо каждая пара рук на счету. Ибо, что ни день, будет множиться реальный опыт не взаимных столкновений и упрёков, а взаимодополнения и взаимовыручки. И товарищество будет длиться, уж во всяком случае, до того момента, пока сохраняется надежда и впрямь докопаться до воды.

Конечно, когда колодец будет выкопан или тем более когда выяснится, что воды так и нет, междусемейная конкуренция может вспыхнуть сызнова. И даже внутрисемейная. И даже вражда не исключена. Но, может, и нет. Может, за это время они так сроднятся, что затем даже в случае всякого рода неприятностей их всё равно уже всерьёз-то не поссорить. А может, кто-то из них, пока суд да дело, откроет методику опреснения воды из близлежащего океана, и им всем вместе снова придётся засучить рукава и строить опреснительную станцию…