Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

Воспитание бескорыстия сводится вот к чему:

«Из золота и серебра не только в общих дворцах, но и в частных домах — повсюду делают они ночные горшки и всякие сосуды для нечистот. К тому же утопийцы из этих металлов изготовляют цепи и тяжёлые оковы, которые надевают на рабов. Наконец, у каждого, кто опозорил себя каким-нибудь преступлением, с ушей свисают золотые кольца, золото охватывает пальцы, золотое ожерелье окружает шею, и, наконец, золото обвивает его голову. Так они всеми способами стараются, чтобы золото и серебро были у них в бесславии…».

«Совсем уничтожив само употребление денег, утопийцы избавились и от алчности. …Даже сама бедность, которой одной только, казалось, и нужны деньги, после полного уничтожения денег тут же сама исчезнет».

Ещё один корень пороков, помимо алчности, — гордость. С ней тоже удалось разобраться.

«Чудище, наставник и правитель всякой погибели — гордыня. Она измеряет счастье не своими удачами, а чужими неудачами. …Они (утопийцы. — В.Р. ) вместе с прочими пороками выкорчевали корни честолюбия и партий, над ними не висит никакой опасности пострадать от домашнего разлада…».

«Выкорчевали» — звучит многообещающе.

И верно. В сфере наказания преступлений иных, нежели прелюбодеяние и незаконные добрачные связи (для тех разработана весьма сложная карательная система), предусмотрена максимальная простота.

«За остальные злодеяния никакой закон не предписывает никакого определённого наказания, но когда совершается какой-нибудь жестокий и непростительный поступок, то кару определяет сенат. Жён учат мужья, родители — детей, если только не допустят они такой большой вины, за которую положено там карать прилюдно».

То есть опять-таки за проступки мелкие и средние оступившегося члена общины по своему разумению карает сама ячейка общества, не имея для определения тяжести наказания никакой формальной обобщённой основы, а за преступления тяжкие — ровно так же карает высший орган Утопии. Всякое наказание определяется, видимо, «только для данного случая». Судят «по справедливости», «по понятиям», а не «по закону».

А с другой стороны:

«Утопийцы отвращают людей от злодеяний не только страхом наказания, но и почестями, которые видны всем, они призывают к добродетелям. Мужам, которые знамениты своими особыми заслугами перед государством, в добрую память об их подвигах и для того, чтобы вместе с тем слава собственных их предков подстрекала и побуждала потомков к добродетелям, утопийцы воздвигают на площади статуи».

И в конце концов при описании богослужений подводится несколько неожиданный итог:

«…Надлежит проникаться священным страхом к всевышним (в Утопии плюрализм религий, оттого и всевышних много. — В. Р ), потому что это главнейший и почти единственный путь к добродетели».

Таким образом, набор инструментов для создания соответствующего идеальному обществу идеального управленца невелик. При том, что в руках этих самых управленцев находится вся хозяйственная жизнь Утопии, комплекс идеальных управленческих мотиваций формируется всего лишь:

— постоянным пребыванием трудящихся утопийцев на глазах у других трудящихся утопийцев;

— бесплатным распределением;

— дискредитацией драгметаллов;

— отсутствием частной собственности и денег;

— надеждой отвести душу, освобождая кого-нибудь от какой-нибудь тирании;

— престижностью благих примеров прошлого, увековеченных в наглядной агитации;

— угрозой навечно лишиться права на занятие любой из должностей в качестве возмездия за предпринятую по собственной инициативе попытку какую-либо из них получить;

— непредсказуемостью и произвольностью внесудебных карательных санкций, при которых реакция на неблаговидные поступки или просто служебные промахи непрогнозируема;

— искоренением честолюбия (но при этом «утопийцы отвращают людей от злодеяний не только страхом наказания, но и почестями, которые видны всем», то есть игрой на честолюбии, похоже, там всё же пользовались; да и фраза «почёт оказывают добровольно» намекает на то же);

— страхом Божиим.

Даже в самом лучшем случае управленцем вновь движет здесь единственно идея общего блага сама по себе, не подкреплённая и не конкретизированная ни какими-либо личными стимулами, ни каким-либо личностным творческим порывом.

И Кампанелла основные надежды на пробуждение людей к общественной деятельности, в том числе управленческой, возлагает всё на то же обобществление.