Сергей Носов - Конспирация, или Тайная жизнь петербургских памятников-2

Побочные смыслы проявляются один за другим, начинают взаимодействовать друг с другом, то путаясь, то грозя резонансом… Так что оставим в стороне еще один мотив решения монумента – «жену Лота, оглянувшуюся и застывшую, как соляной столп»… И так уже перебор.

Но вот Нил и Нева… А действительно, на какой еще реке с ее рукавами было бы столько сфинксов? В Петербурге их больше десятка, включая двух поистине настоящих, египетских, из Фив…

Розанов называл Волгу русским Нилом.

Тогда Нева – это тень Нила.

Зачем глядит Ахматова на тот берег, понятно. Это касается того «тогда», распространяющегося метафорой на непреходящее «сейчас». Но если взять «здесь и сейчас» в самом что ни на есть конкретном смысле, что же она сейчас там видит, что ищет глазами?

Дело не только в муже и сыне, заключенных в Кресты – тогда. Дело и в том еще, что там, в Крестах – сейчас – обретается ее двойник. Самый настоящий двойник. Причем – и именно сейчас – он там пребывает отнюдь не метафорически, а совершенно буквально.

Через восемь дней после официального открытия бронзового памятника его двойник, отлитый в гипсе, был открыт непосредственно в Крестах – с освящением, цветами и словами, подобающими официальному случаю. Судя по сообщениям прессы, место для гипсовой копии памятника найдено в служебном коридоре. Если верить фотографии, помещенной в Интернете, коридор довольно узок и определенно для Ахматовой тесен, зато потолок высок, так что трехметровая Ахматова беспрепятственно глядит на стену поверх двери, ведущей в какое-то служебное помещение.

Не совсем понятен смысл открытия этого памятника в Крестах. Нет, не вообще памятника Ахматовой на территории Крестов (хотя и это не бесспорно, понятнее был бы там, скажем, памятник Хармсу, но ладно, почему бы и нет?), а именно этой гипсовой копии бронзового монумента, уже установленного на другом берегу реки. Все же тот, бронзовый, исполнен так, что и не может иначе глядеть на Кресты, кроме как снаружи: взгляд Ахматовой устремлен вдаль, через Неву. Гипсовый двойник, внешне отличающийся от главного памятника лишь материалом, принужден тем же взглядом упираться в стену служебного помещения. Этой Ахматовой в Крестах тесно, в каком бы административном помещении следственного изолятора она ни находилась.

Объясняют наличие двух Ахматовых идеей единого ансамбля, в который помимо этих двух должен был входить отдельным объектом мемориальный камень с ахматовскими стихами: установить его предполагалось на набережной со стороны Крестов как раз по линии взгляда внешней, дальней, главной Ахматовой… И все равно с этой копией не все понятно. Ну да – элемент мемориала. Согласно концепции. Но в чем же концепция? Может быть, просто подарок? Чтобы и в этом учреждении был свой памятник – для своих, посторонние все равно не увидят. И без всяких претензий на единый ансамбль…

С Крестами в целом все проще – вот они точно становятся частью ансамбля. И это действительно так – встаньте на левом берегу Невы рядом с пьедесталом, над которым возвышается бронзовая Ахматова, и поглядите, куда она смотрит – на эти мрачные кирпичные корпуса с одинокой трубой за ними, – и вам все станет понятно.

Более того, бронзовая Ахматова, уверенно перечеркнув своим долгим взглядом ось, по которой шемякинские сфинксы играют в гляделки, переподчинила себе как бы оказавшийся у ее ног мемориал «Жертвам политических репрессий». Получается, что один мемориал как бы приватизирует другой, близкий ему по идее.

Сама Нева становится частью общего мемориального комплекса. Без преувеличения – грандиозного комплекса. Но грандиозность эта скрыта от случайного взгляда.

Потому что главный элемент в этом комплексе – направленный взгляд Ахматовой.

Но тут и начинаются проблемы.

Возьмем фактор Робеспьера. Его именем была названа набережная. Распростершись перед Ахматовой, набережная Робеспьера одним только названием вносила весомый, хотя и символический вклад в этот общий мемориальный комплекс. Где же еще быть памятнику «Жертвам политических репрессий», как не на набережной Робеспьера? Семь лет стояла Ахматова перед набережной Робеспьера. И тут вернули прежнее название набережной. И стала она Воскресенской.

Воскресенская – по имени уже не существующей церкви, конечно, тоже со смыслом. Но для «Жертв политических репрессий» Робеспьер, согласитесь, круче!

А скоро и сам следственный изолятор покинет свои исторические корпуса, новые здания для него уже построены в Колпино. На момент написания этого текста (август 2014 года) общественность еще не оповещена о судьбе, уготовленной для Крестов. Но что бы там ни образовалось – развлекательный ли комплекс, торговый ли центр, пятизвездночный ли отель или многофункциональный комплекс для сдачи помещений под офисы, – смотреть Ахматовой на него не только необязательно, но даже нелепо.