Юрий Сторчак - Русский феномен

Российские либералы утверждают, что фактически с конца XX века Россия стоит перед выбором — либо в Византию, либо в Европу.

Казалось бы, какие могут быть сомнения на сей счет? Какая может быть еще национальная идея реальнее и яснее, чем путь в Европу?

Но российская власть, даже выбрав капитализм, не хочет и не может отказаться от самодержавности, а общество дезориентировано, не организовано, плохо знает, чего хочет. Отсюда — характерная амбивалентность элитного и общественного мнения, межеумочность российской внешней политики, оставляющая Россию в “подвешенном состоянии”».

Мощнейшим фактором самоидентификации России является ее патриотическое сознание. Начиная с Петра Чаадаева, либеральный взгляд на ее историю, как правило, категоричен в выводах: она — предостережение другим народам. Рассуждая таким образом, либералы подрывали свои позиции, но и усиливали оппонентов. Западничество является составной и наиболее прогрессивной частью российской внутри- и внешнеполитической традиции.

Со времен правления последнего царя всея Руси и первого Императора Всероссийского, представителя династии Романовых Петра I Алексеевича, прозванного Великим, Россия являлась составной частью европейской геополитической системы в качестве одной из великих держав и периодически совершала «модернизационные рывки», опираясь на опыт Западной Европы. В XVIII–XIX веках Россия была непременным участником, предполагавшей постоянные многосторонние коалиции в многочисленных войнах, системы баланса сил на Евразийском континенте. Российская элита, сознательно ориентируясь на французские, немецкие, английские образцы, направляла развитие своей страны по западному пути. После разгрома Наполеона император Александр I играл выдающуюся роль на Венском конгрессе в 1814–1815 годах; Россия была вдохновителем и одним из основателей первой постоянной организации управления международными процессами — Священного союза. До Крымской войны 1853–1856 годов русский император был практически единоличным гарантом стабильности и легитимного порядка в Центральной и Восточной Европе. Во второй половине XIX века Россия вновь участвовала в многосторонних дипломатических комбинациях вместе с государствами Центральной и Западной Европы, пока в начале XX столетия она не связала свою судьбу с прото-Западом — англо-французской Антантой. В то же время Россия периодически «выпадала из Европы», прорывы в сближении с которой сменялись во времена Николая I, Александра III и Иосифа Сталина периодами выпадения из нее.

Коалиция между самодержавной Россией и либеральными государствами Запада основывалась не на общих ценностях, а на геополитических и экономических расчетах. Принимая в Санкт-Петербурге президента Франции Мари Франсуа Сади Карно в 1891 году, Александр II стоя слушал «Марсельезу», но не проникался республиканским и конституционалистским духом. Российские либералы — часто англо- и франкофилы, хотя и занимали высокие должности, но были в меньшинстве при царском дворе, а впоследствии в Государственной думе. Правящие классы России начала XX столетия имели гораздо больше общих ценностей с прусскими юнкерами, чем с английскими «лавочниками». В это же время в России быстро развивался капитализм, а геополитика, стратегия и экономика диктовали Санкт-Петербургу союзы с демократиями против родственных авторитарных режимов.

Такие «противоестественные» союзы были сложными в их поддержании. Высокую степень фонового недоверия между Россией и ее западными союзниками продемонстрировала уже Первая мировая война 1914–1918 годов. Но, несмотря на ее колоссальную тяжесть, многочисленные жертвы и отсутствие в ней понятных населению России целей, ее царское, а затем Временное правительство оставались верными союзническим обязательствам. Эта война настолько обострила внутренние противоречия в данной стране, что в ней произошла революция. Руководство СССР вывело свое государство из этого военного противостояния глобального масштаба, заключило сепаратный мир с Германией, но при этом действовало вне- и антисистемно, рассматривая Россию не столько как государство с определенными интересами, сколько в качестве базы мировой пролетарской революции.