По утрам на Уолл-стрит волна прилива. Мрачноватый каньон всасывает десятки тысяч человек, чтобы в час ланча, второго завтрака, соответствующего нашему обеду, выбросить и торопливо рассовать их по кафетериям окрестных переулков. Вечером отлив: те же десятки тысяч человек ныряют под землю и набивают автобусы.
В обычное деловое время на Уолл-стрит преобладают преимущественно энергичные мужчины цветущего бизнесменского возраста. На них строгие темные костюмы. Каждый выглядит на миллион долларов. Есть и одетые похуже. Последних ждут сверхдорогие машины. Это настоящие владельцы миллионов, им уже незачем пускать пыль в глаза.
Сказочное богатство Уолл-стрит вообще не крикливо. Значительная часть американского золота скрыта далеко от Нью-Йорка, в тайниках недоступного и тщательно охраняемого форта Нокс. Немало золотых брусков спрятано и в ста двадцати бронированных сейфах глубоко под землей Нью-Йорка.
Пульс Уолл-стрит бьется в здании Нью-йоркской биржи. Кстати, возле нее еще несколько бирж: Американская, где продают и покупают главным образом иностранные акции, товарная, хлопковая, сахарная, кофейная… Но о бирже и биржевиках — позднее.
Пройдя по кишащему людьми короткому каньону — длина Уолл-стрит всего полкилометра, — я оказался возле церкви Троицы, где в церковной ограде похоронен Роберт Фультон, построивший первый практически пригодный для плавания пароход. В день похорон законодательная палата прервала заседания, множество горожан шло за гробом, а на рейде неумолчно гремел салют тридцати орудий «Фультона Первого», огромного военного парохода, построенного для защиты Нью-Йорка от английского флота.
Фультон кончил жизненный путь там, где началась карьера Эдисона. Да, будущий великий изобретатель начал на Уолл-стрит, в мастерской, изготовлявшей аппараты для сообщения цен на золото в конторы биржевых спекулянтов.
В старинной церкви Троицы сутулилось лишь несколько одиноких фигур на скамьях: Уолл-стрит молится иному богу. На столе возле входа были разложены брошюрки. «Христос и рак», — прочел я на одной обложке. Рядом лежал розовый листок с неожиданно игривой картинкой: повозка, причем возница и лошадь круто повернули головы к некоей заманчивой двери. Оказалось, это женщины, принадлежащие к приходу св. Троицы, приглашали всех желающих на маленькую ярмарку с подарками.
В американских церквах это дело обычное. Некоторые священники, стараясь привлечь прихожан, устраивают после церковной службы концерты и танцы. У одного пастора-новатора в храме во время богослужения солисты балета исполняли маленькие сценки на темы священного писания.
Церковь Троицы не чуждалась и политики. У входа лежала стопка предвыборных листовок. В них деловито перечислялись не только выборные должности, но и будущее годовое жалованье избранников.
В раскрытые двери божьего храма ворвалась вдруг джазовая музыка и зычный голос громкоговорителя. Я поспешил на улицу. Неподалеку остановился огромный автомобиль-фургон, весь залепленный портретами кандидата в сенаторы. Из автофургона выдвинулась трибунка, и на ней появился сам кандидат в натуральную величину. Он был не так хорош, как на портретах, и выглядел усталым.
Кандидат прибыл на Уолл-стрит с почтительнейшим визитом к хозяевам. Он не рассчитывал, понятно, что члены правлений банков распахнут окна своих кабинетов, чтобы послушать его разглагольствования. Господин кандидат в сенаторы вполне удовлетворился кучкой хозяйских приказчиков. Клерки и подручные биржевых маклеров, жуя бутерброды, столпились возле фургона и приготовились слушать.
— Друзья, — проникновенно начал господин кандидат, придвинув микрофон, — вы славные парни, и я не буду-вас долго задерживать. Понимаю, понимаю, сейчас время ланча… Благодарю вас, что вы пожертвовали им ради меня. Буду краток. Обо мне говорят, что я человек воли и человек дела. Это действительно так. На меня можно положиться. Я деловой человек, как и вы, и слов на ветер не бросаю. Уж если я возьмусь за что-нибудь, так сделаю, вы это знаете…
Говорил он с наигранной простоватостью, ветер трепал его жидкие волосы и дешевый галстук — такой же, как у клерков.
Оратор выступал у подножия статуи Джорджа Вашингтона, установленной на ступенях исторического здания. В нем герой борьбы за американскую независимость принимал присягу при вступлении на пост первого президента и клялся в верности идеалам свободы. Джордж Вашингтон предупреждал, что нация, которая относится к другой с привычной ненавистью, становится рабой своей враждебности.
Читать дальше