Георгий Кублицкий: Таймыр, Нью-Йорк, Африка... [Рассказы о странах, людях и путешествиях]

Сейчас за плечами Георгия Кублицкого шестьдесят лет и около трех десятков книг. Энергии ему не занимать, а неуемности, непоседливости, напряженности труда молодым можно у него учиться. Может быть, именно вечная дорога сберегла ему здоровье и бодрость. Этот человек продолжает обживать мир.

С. КОНДРАШОВ

Разные меридианы и параллели пересечены маршрутами путешественников, о которых рассказывает первая часть книги.

Странствовали они в разные времена. У них несхожие характеры. С железным упорством много лет прокладывал во льдах путь честолюбивый Роберт Пири, стремясь первым достичь Северного полюса. Во что бы то ни стало, любой ценой — первым! А герой рассказа «На «Острове метелей» Георгий Ушаков, посвятивший свою жизнь Арктике, равнодушен к личной славе. Он готов на любые жертвы ради людей, доверившихся ему.

Поразительны и смертельно опасны приключения Арминия Вамбери в пустынях Средней Азии. Но и снежные пустыни Таймыра, где едва не погиб Александр Миддендорф, столь же притягательны для смельчаков. Стремление познавать мир, стирать его «белые пятна» — вечное стремление человека с незапамятных времен до космической эры…

Мы едем в Норильск. — Портрет бородатого человека. — Надпись на карте. — Докторская шапочка и охотничья шляпа. — У лодки Харитона Лаптева. — Аргиш уходит в тундру. — Здесь жили мамонты. — В ледяной ловушке. — О чем рассказал Тойчум

Все было решено заранее.

Шестнадцать лет — серьезный рубеж для мужчины. Мы отметим его поездкой в Сибирь. Будем путешествовать вдвоем по моим родным местам. Вместе поклонимся земле предков.

Осенью 1970 года сын гордо, даже несколько надменно протянул мне новенький паспорт. Лиловая гербовая печать удостоверяла, что еще один москвич расстался с детством.

— Ну что же, Никита Георгиевич, начнем помаленьку готовиться, — сказал я. — Выберем подходящее время, и…

И вот за окном вагона — белый каменный знак: граница Европы. Он мелькнул среди ельников, среди скошенных полянок. Азия же началась скалами над пристанционным поселком и песней про Ермака, которая загремела в вагонных репродукторах.

Перевалив Урал, поезд помчался по сибирским равнинам, потом стал петлять среди таежных сопок. Он высадил нас на берегу Енисея и унесся дальше, к Тихому океану.

Мы побывали сначала в верховьях реки. С горной дороги любовались молодым Красноярским морем. В глубине ущелий его заливы были узки и дики, как норвежские фиорды.

Никите хотелось поскорее на Север, в удивительные края незаходящего летнего солнца и вечномерзлой тундры. Его манил Таймыр, о котором он много читал и слышал.

Я знаю Енисей с детства. В молодые годы две навигации ходил по нему в команде теплохода. Прошел енисейские плесы недавно, летом 1967 года. Путешествие с сыном — мой двенадцатый дальний рейс в низовья реки.

Он начался у речного вокзала Красноярска. В теплый хмурый день ледяная вода, охлажденная в стометровых глубинах Красноярского моря, по-зимнему курилась паром. Навстречу шли полупароходы и полубаржи: борта скрывала белая вата, виднелись только трубы и мачты.

Потом был Казачинский порог. Судно, подхваченное потоком вспененной воды, промчалось меж гряд скользких камней.

Когда мы «разменяли» первую тысячу километров от Красноярска, вечерняя и утренняя заря сошлись в ночном небе. Ветер, подувший с Северного Ледовитого океана, принес первые желтые листья. Радио сообщило о жаре в Москве.

Недреманной белой ночью судно подошло к поселку Бор. Дома из свежих бревен желтели на высоком яру. Пристани не было: еще не успели расчистить от подводных камней подходы к берегу.

Загремела якорная цепь. Матросы в спасательных жилетах попрыгали в шлюпку — волна тут крутая, с ней не шути. Приняли чемоданы, ящик с телевизором. Потом спустились пассажиры. Последним — рыбак с пятью ездовыми псами. Без собак и сегодня здесь трудно: больного зимой к самолету — на собаках, дров привезти — на собаках, на охоту — с собаками…

Когда мы были уже возле Полярного круга, Никита ворвался в каюту:

— Давай скорей! Там такое… Да скорей же! Капитан зовет!