Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Ниспровергатель вождя Никита Хрущев в мемуарах писал: «Я отдаю здесь должное Сталину. До самой своей смерти, когда он диктовал или что-нибудь формулировал, то делал это очень четко и ясно. Сталинские формулировки понятны, кратки, доходчивы. Это был у него большой дар, в этом заключалась его огромная сила, которую нельзя у него ни отнять, ни принизить» (80).

И. Эренбург, у которого были все основания при жизни Сталина его опасаться, а после смерти попинать, все же признавал: «При Сталине наш народ превратил отсталую Россию в мощное современное государство, построил Магнитку и Кузнецк, рыл каналы, прокладывал дороги, разбил армии Гитлера, победившие всю Европу, учился, читал, духовно рос, совершил столько подвигов, что стал по праву героем XX века. Все это памятно любому советскому человеку, который жил и работал в то время» (81).

Меры, предпринимаемые правительством для возрождения величия России-СССР и прекращению левацких перегибов 1920-х годов, доброжелательно встречались интеллигенцией старой закалки. Даже либеральная до мозга костей литературовед М. Чудакова в своем обширном жизнеописании Булгакова вынуждена признать (правда, сделав это в «примечаниях»), что «Сталин был для него в этот момент (в 1936 году) воплощением российской государственности». Пишет она и о том, что именно слово, употребленное Сталиным в известном телефонном разговоре с Пастернаком о Мандельштаме («мастер») [36] Сталин спрашивал в телефонном разговоре у Б. Пастернака: Мандельштам – «мастер» слова, талантливый поэт? , оказало влияние «на выбор именования главного героя романа и последующий выбор заглавия» («Мастер и Маргарита»). Наконец, здесь же сказано (правда, уклончиво, не впрямую), что «прототипом» образа Воланда (в частности, в его отношениях с Мастером) был не кто иной, как Сталин (82).

И. Сталин не раз видел пьесу М. Булгакова «Дни Турбиных» в постановке МХАТа, и Булгаков пару раз наблюдал Сталина издали [37] Из дневников Е. Булгаковой: «7 ноября (1935 г.) Проводила М.А. утром на демонстрацию. Потом рассказывал – видел Сталина на трибуне, в серой шинели, в фуражке». . Кроме того, Михаил Афанасьевич писал письма Сталину, разговаривал с ним по телефону. Но обстоятельного личного знакомства у них не было. Так что попасть под многократно описанное в литературе личное обаяние вождя М. Булгаков не имел возможности – его выбор симпатий был осознанным. Фигура Сталина вызывает самое доброжелательное отношение писателя. Кроме написанной о молодости вождя пьесы «Батум», М. Булгаков планировал создать еще одну пьесу о современном Сталине и его окружении (типа «разоблаченного» к тому времени Г. Ягоды) – «Ласточкино гнездо».

Современники видели в Сталине личность, противостоящую троцкизму и оголтелому левому экстремизму. Естественно, заклятые революционеры относились к нему с плохо скрываемым отвращением. Бывший чекист В. Кривицкий в книге мемуаров «Я был агентом Сталина» признавался: «Большинство в армии, включая лучших представителей комсостава, большинство комиссаров, 90 % директоров заводов, 90 % партийного аппарата, находились в большей или меньшей степени в оппозиции диктатуре Сталина» [38] telegrafua.com/world/13797/ . Для рядовых же сограждан его логика и относительная умеренность представлялась единственной защитой от повторения кровавых эксцессов Гражданской войны, и это тоже являлось составной частью публичного успеха Сталина, рождения культа его личности.

Сила Сталина состояла не в нем самом, а в выстроенной им схеме убеждения, о чем мы уже сказали, и государственного управления. Сталин создал целую систему подбора руководящих кадров, хотя было бы наивно представлять себе работу по формированию номенклатуры кадров в образе усатого дядьки с парой помощников, роющихся в картотеке. Некоторые общие соображения об этой системе Сталин впервые изложил еще на XII съезде партии в 1923 году, представляя делегатам организационный отчет ЦК: «Необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, могущие принять эти директивы как свои родные, и умеющие их проводить в жизнь. В противном случае политика теряет смысл, превращается в маханье руками», – говорил Сталин (84).

Основная идея состояла, таким образом, в том, чтобы на ответственные политические посты в стране посадить дисциплинированных исполнителей директив. Возьмем, для примера, судьбу многолетнего соратника Сталина – В. Молотова. Ленин называл усидчивого бюрократа Молотова «каменной жопой», его терпеть не мог темпераментный дружок Сталина С. Орджоникидзе, а он пережил Ленина и импульсивного Серго, пересидел репрессии и оставался рядом со Сталиным почти до самой его смерти. Потому что был нужен. В стране, где революционное правосознание постепенно заменяется бюрократическим документооборотом, необходимы четкие исполнители приказов руководства. А попробуй найти дисциплинированных людей в раскачанной революцией крестьянской стране! Нормально функционирующее государство – это отчетность и подотчетность, чего упорно не желали понять вчерашние революционеры.