Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Было проведено массовое, второе по счету изъятие церковных ценностей и частных накоплений. В 1931–1932 годах прошла пресловутая «золотая кампания». Ювелиров, часовщиков, зубных врачей, священников, нэпманов и всех, кто считался богатым, кто ездил когда-то за границу, вызывали в «экономотдел» ГПУ и предлагали добровольно сдать имеющееся у них золото, валюту и другие ценности. Взамен обещали «боны Торгсина» – магазинов «Торговля с иностранцами». В них продавали всякую редкостную снедь и продукты, которые были несравненно лучше получаемых по карточкам. Тех, кто отказывался, или давал меньше, чем предположительно должен был сдать, арестовывали.

Сцена садистского «уговаривания» держателей золота и валюты в «Мастере и Маргарите» написана М. Булгаковым со слов его друга Н. Лямина, сидевшего в Бутырской тюрьме и выслушивавшего уговоры лекторов-чекистов, дополняемых соленой пищей и отсутствием воды: « Ему приснилось, что зал погрузился в полную тьму и что на стенах выскочили красные горящие слова: “Сдавайте валюту!”… “Восемнадцать тысяч долларов и колье в сорок тысяч золотом, – торжественно объявил артист, – хранил Сергей Герардович в городе Харькове в квартире своей любовницы Иды Геркулановны Ворс… которая любезно помогла обнаружить эти бесценные, но бесцельные в руках частного лица сокровища».

В битком набитых камерах нельзя было даже лечь. Горели жарко ослепляющие пятисотваттные лампы, и камеры были натоплены во все времена года. Но каждого, кто соглашался отдать «утаенное» золото, немедленно отпускали и утешали: в анкетах на вопрос «был ли под судом и следствием», он может отвечать «нет», так как все, что с ним происходило – не арест, а лишь «временное административное задержание». «Нашего соседа, немолодого бухгалтера, который до революции работал в банке, „задерживали“ трижды или четырежды, – свидетельствует Лев Копелев. – Каждый раз его выкупали жена и родственники, приносившие золотые монеты. И каждый раз он встречал в камере знакомых, которых тоже вновь и вновь забирали, чтобы „выкачивать золотишко“» (51).

Выколоченные таким варварским образом валюта и драгоценности шли на закупку оборудования для заводов, финансирование мирового революционного движения (что считалось приоритетом внешней политики и гарантией безопасности СССР), кое-что прилипало к рукам партийных бонз, курировавших внешнюю торговлю и Коминтерн.

Пафосный финал превращения сокровищ в Дом Культуры в «12 стульях» вряд ли соответствует действительности: «Брильянты превратились в сплошные фасадные стекла и железобетонные перекрытия, прохладные гимнастические залы были сделаны из жемчуга. Алмазная диадема превратилась в театральный зал с вертящейся сценой, рубиновые подвески разрослись в целые люстры, золотые змеиные браслеты с изумрудами обернулись прекрасной библиотекой… » и так далее. Нет в вышеперечисленном ничего, что нуждалось бы в закупке за рубежом, куда широким потоком шли драгоценности. Но конечный вывод соавторов абсолютно верен: «Сокровище… перешло на службу другим людям» . Эти люди – коммунистическая элита. И внутри этой элиты шла беспрерывная борьба.

Странной мне представляется идея, будто среди тогдашних правителей СССР таились не только «враги народа», но и его «друзья». Современные историки рассуждают, дескать, победили бы И. Сталина Л. Троцкий (или Н. Бухарин) и пошла бы история по другим рельсам, вспоминают пресловутое «Завещание Ленина», рассуждают – был или нет «заговор маршалов», а если бы, да кабы… Но движение истории обусловлено, в первую очередь, экономическими реалиями, экономическая целесообразность чаще иной диктует принятие решений, либо наказывает за наплевательское к ней отношение.

Скажем, один из кумиров западной революционной интеллигенции Лев Давидович Троцкий уж точно меньше всего рассуждал экономическими теориями. Л. Троцкий уже после высылки из СССР считал главным грехом Сталина даже не террор, а перевод всего хозяйства СССР на денежный расчет. Ведь его, Троцкого, «трудовые армии» подразумевали просто рабский труд на благо мировой революции безо всякой оплаты. Недаром сама возможность прихода к власти этого «демона революции» вызывала ужас у всех нормальных людей, кроме крайне левых большевиков, которые продолжали сопротивление сталинистам и после высылки Троцкого (происходили демонстрации оппозиции, распространялась подпольная литература). Нелегальные брошюры и листовки, подписанные «большевики-ленинцы (оппозиция)», доказывали, что именно Троцкий, Пятаков, Смилга, Преображенский зовут партию на правильный путь. А Сталин и Рыков, соответственно, потакают кулакам, нэпманам и бюрократам. И среди горячей, революционно настроенной молодежи 1920-х годов оппозиционеры имели значительную поддержку. А какие шкодные песни пели на сходках: