Но ведь физическая жизнь Булгакова была реальна, она – не плод литературной фантазии. Реальны аресты, доносы, грандиозные стройки и физкультурные парады. Однако нам приятней воспринять сказку за настоящую жизнь, это дает нам надежду. Мы вглядываемся в прошлое и в глазах двоится: что сильнее – «правда историческая» или «правда художественная»? Раздвоенность рождает ощущение ирреальности происходившего в 1930-е годы – темп и противоречия, ошеломляющие даже по нынешним меркам.
Не только Булгаков, но и вполне лояльные режиму Ильф и Петров видели в калейдоскопе современной им жизни иррациональное, сюрреалистическое: « Последний раз мелькнуло помело курьерши. “Бамм!” – ударили часы в четвертый раз… Служебный день завершился. С берега, из рыбачьего поселка, донеслось пенье петуха ».
Адская кухня, на которой варится невиданная жизнь, в любом случае отличается страшным шумом. И позже противопоставление шумному бесовству тихой радости уединения носит принципиальный характер. Термин «дауншифтинг» еще не изобретен. «Массы» и «индивидуальность» находятся в противоречии, громким свершениям рабочего класса противостоит духовная задумчивость Венечки:
– А знаете что, ангелы? – спросил я, тоже тихо-тихо.
– Что? – ответили ангелы.
– Тяжело мне…
Маленькому человеку нужна тишина, спокойствие – то самое обывательское счастье, которым попрекали сограждан «певцы перемен» в 1920-е и 1930-е годы. От тишины он не ставится худшим человеком или меньшим патриотом. Но не надо лишать его возможности беседовать с душой. «3.5.1944. Страшная мысль пронзила недавно мое сознание, – пишет в дневниках А. Довженко. – У нас лишь сильным дано право на бессмертие – вождям, великим художникам, полководцам или героям, небольшому меньшинству сильных. Огромное же количество малых людей, тех, которые добывали в поте лица своего хлеб, надеялись в религиозном опиуме на вечную жизнь на том свете за все добродетели свои, – вот это великое количество обыкновенного люда лишено сейчас перспективы и всякой надежды… У малого человека отобрано что-то великое и важное. Грустно и страшно, и безрадостно ему стало…» (29).
Такое печальное положение дел надо было срочно исправлять. Война лишний раз показала партийным вождям и идеологам место и значение религии в жизни народа, в формировании его патриотического самосознания. Кроме того, определенное значение имело и международное давление на Сталина, с которым ему приходилось считаться [183] Особенно речь шла об общественном мнении в США, где в те годы христианские ценности имели особенное значение. «Гарри Гопкинс, близкий друг Рузвельта и его личный посланник по особо важным делам, от имени президента поставил перед СССР вопрос о роспуске Коминтерна и о примирении с Русской Православной Церковью. По его словам, это необходимо, чтобы снять препятствия со стороны оппозиции в оказании помощи по ленд-лизу и обеспечить политическое сотрудничество с США в годы войны. Эти неофициальные рекомендации были приняты Сталиным еще в 1943 году, и создали дополнительные благоприятные предпосылки для встречи в Тегеране, а затем в Ялте» (31).
. Диалог между церковью и государством нарастал стремительно. Кульминацией признания роли и авторитета РПЦ стало проведение 31 января – 2 февраля 1945 года в Москве Поместного Собора для решения неотложных задач церковной жизни: принятия Положения о Русской Православной Церкви, избрания Патриарха всея Руси (предыдущий патриарх Сергий скончался в 1944 году).
Без преувеличения можно сказать, что это было одно из самых масштабных и значимых мероприятий церковной истории за все годы существования Советской власти. В его работе участвовали 45 архипастырей, 85 священнослужителей, 2 церковнослужителя и 38 мирян, а также делегации семи автокефальных церквей (не считая русской), которые впервые одновременно собрались в Москве, причем три церкви (Александрийская, Антиохийская, Грузинская) были представлены непосредственно своими главами. Не удивительно, что такой состав присутствующих дал возможность проводить параллели со Вселенским Собором, не созывавшимся несколько столетий. О ходе работы Поместного Собора сообщалось в главном пропагандистском рупоре коммунистической партии – газете «Правда».
Особым расположением властей в ходе работы Поместного Собора пользовались зарубежные делегации автокефальных церквей. Приехавшие гости одаривались дорогими подарками, взятыми из различных музеев: золотыми крестами с камнями, полными архиерейскими облачениями из золотой парчи, митрами и панагиями с драгоценными камнями, старинными иконами. Судя по описи, выявленной в архиве, все эти дорогостоящие дары были приняты, за исключением митрополита Эдесского Александра, который отказался от панагии с драгоценными камнями и облачения. Остальные не побрезговали.
Читать дальше