Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Одной из основных причин недовольства положением дел в стране до революции была ее как бы «отсталость» от передовых стран Запада, причем предполагалась, что отставание это хроническое, многовековое. Обе революции 1917 года совершались для того, чтобы ликвидировать эту «вопиющую отсталость». И лишения индустриализации, и хрущевские попытки «догнать Америку», и резкое сворачивание советского проекта – всё это формы состязания с Западом, которые инициировались теми, кто считал, что мы опаздываем и это опоздание фатально для страны. То есть попытка «догнать» («и перегнать», по возможности) являются некой формой настоящего патриотизма, желания сделать благо народу, чтобы стало «как у других». А может, и еще лучше.

Ab ovo: такой ли уж дремучей была дореволюционная Россия?

«По объему промышленного производства дореволюционная Россия уступала всего лишь трем странам мира – США, Великобритании и Германии, в которых действовала мощная энергия «протестантского духа капитализма». Еще одна тогдашняя «соперница» России – католическая Франция – если и «обгоняла» ее по объему промышленного производства, то весьма незначительно. И нельзя не признать, что резкое недовольство и даже негодование многих русских людей такой «отсталостью» (их страна делит с Францией 4-е место в мире, а не, скажем, 1-е с США!), – являло собой именно экстремизм» (1). В. Кожинов, из работы которого «Россия. Век двадцатый» взята данная цитата, лукавит. Можно сколько угодно выплавлять чугуна – вопрос, насколько это отражается на жизни конкретного рядового гражданина? Не была царская (или советская) Россия пряником и причины для недовольства огромных масс людей имелись.

Огромные пространства Российской империи в принципе слабо поддавались обустройству из-за расстояния и климата. Образованные жители крупных городов ежедневно ощущали, что уровень комфорта их окружал явно не европейский. В начале ХХ века в том же Харькове – крупном университетском, промышленном и финансовом центре Империи – в лучшей части города стояли дома без выгребных ям и нечистоты стекали прямо в соседние дворы. Те самые отхожие места, которые планировал обустраивать Чекистов из есенинской «Страны негодяев». Великолепно рассуждение, что «театр начинается с вешалки», но признак бытовой культуры все же не вешалка. Отхожих мест не было даже при театрах, вследствие чего на прилегающих улицах, мягко выражаясь, дурно пахло. Чистый хороший воздух весной и летом составлял роскошь, доступную только для тех, кто имел дачи. Антисанитария приводила к чудовищной смертности, в том числе и детской: в Харькове в середине ХIХ века умирало до половины рождавшихся детей.

Возьмем основной вид междугороднего транспорта в России. Газета «Южный край» 23 февраля 1906 года о железнодорожных вагонах: «Вагоны грязны, забрызганы, заплеваны – и совсем не потому, что они давно сравнительно не были в ремонте, а просто потому, что нет за ними надзора. Уборные даже в первом классе таковы, что становится дурно, когда входишь в них. Все испорчено, воды нет, и аммиак ест глаза и захватывает дыхание». Это уже человеческий фактор. В 1893–1902 годах в среднем по России происходило 3000 (!) крушений в год. Это тоже не природные катаклизмы, а низкий уровень производственной дисциплины.

Примеров можно приводить десятки и сотни. Они обычно парируются тем, что царская Россия жила сытно и кормила хлебом всю Европу. Нужно, однако, понимать, что хлеб этот не был лишним и в самой России. Голод не раз случался в различных регионах Империи. Голод был продиктован (кроме низкой производительности сельского хозяйства) и тем, что после освобождения крестьян народонаселение значительно увеличилось, а наделы на каждого едока уменьшились. Исключение составляли только помещичьи хозяйства и кулаки, которые и продавали произведенное-сэкономленное за рубеж.

Состоятельные россияне старались жить за пределами государства – в Европе, где обосновалось несколько миллионовподданных империи. Имелись среди них и политические эмигранты, но основная масса проживающих преследовала совершенно не политические цели – в Европе жить было значительно комфортней. Отсюда извечный комплекс неполноценности среднего интеллигента, когда он взирал на родину своими европейскими глазенками: «Вообще очень серо в этой Евразии: серо, если посмотреть глазами востока – это не восток, а Татарстан; и серо тоже, если взглянуть европейцу: это не англичане, а немцы и притом без немецкой чистоты и трудоспособности, а только в схемах. Евразия – это мировая провинция» (М. Пришвин) (2).