Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Глава ОУН Е. Коновалец когда-то служил полковником в австрийской армии, а потому пользовался в кругах немецких «наци» некоторым уважением как товарищ по оружию, и в этом отношении он был незаменим. Но после его убийства, организованного все тем же сталинским суперагентом П. Судоплатовым, между оставшимися лидерами ОУН С. Бандерой и А. Мельником началась ожесточенная междоусобная борьба. Уже без всякого участия НКВД бандеровцы ликвидировали членов провода ОУН «мельниковцев» Сциборского, Сушко, Барановского, Грибивского и др. Политический авторитет раздираемой противоречиями ОУН в глазах немцев оказался подорван, и шеф абвера В. Канарис рекомендовал использовать ее лишь как чисто полицейскую и карательную силу (детали см. в «Опасной книге»).

В остром политическом противостоянии 1930-х годов был и короткий период сближения непримиримых соперников, СССР и Германии, который сегодня на все лады склоняется политиками и историками. Как правило, в негативном контексте. Мало вспоминается то, что мы согласились на пакт «Молотова-Риббентропа» уже после «Мюнхенского сговора», когда западные союзники отдали на растерзание Гитлеру (а заодно Польше и Венгрии) беззащитную Чехословакию; в тот момент, когда на востоке, на Халхин-Голе, грохотали советско-японские сражения, во многом превосходившие по масштабам грядущую германо-польскую войну 1939 года. Не было у нас выхода.

В. Бережков: «Пишут о “разделе Польши” между Гитлером и Сталиным, об “оккупации” Прибалтийских государств, об “аморальном сговоре” двух диктаторов. Но мне, как свидетелю событий, происходивших осенью 1939 года, не забыть атмосферы, царившей в те дни в Западной Белоруссии и Западной Украине. Нас встречали цветами, хлебом-солью, угощали фруктами, молоком. В небольших частных кафе советских офицеров кормили бесплатно. То были неподдельные чувства. В Красной Армии видели защиту от гитлеровского террора. Нечто похожее происходило и в Прибалтике» (42). И не был раздел Польши на сферы влияния «тайным сговором» двух одиноких преступников, что особенно яростно эксплуатировалось перестроечной пропагандой: «Директивы, основанные на подписанных соглашениях, были весьма четкими и определенными: о них знали не только руководители разведки, но и военное руководство и дипломаты. Фактически знаменитая карта раздела Польши, приложенная к протоколам 28 сентября 1939 года, появилась на станицах “Правды”, конечно, без подписей Сталина и Риббентропа, и ее мог видеть весь свет», – подчеркивал П. Судоплатов (43).

В конце войны стараниями И. Сталина Польша получила огромную компенсацию на Западе за счет территории Германии, и эта граница благословлена не только дипломатами, но и Божьим наместником – Папой Римским. Во Вроцлаве даже памятник Папе Римскому Пию ХХII соорудили в знак благодарности за одобрение главой католической церкви западных границ Польши [144] В послевоенной Польше государство согласилось предоставить церкви право вести преподавание религии в школах именно в обмен на признание легитимности социалистического государства и поддержку его социальной политики. . То есть произошла взаимоприемлемая сделка, о которой сегодня почему-то мало вспоминают. Многие политики мечтают лишить нас исторической памяти, ибо это необходимое условие манипуляции сознанием. Самое позорное, что лоботомия опять осуществляется при помощи т. н. «интеллигенции».

Полученные в результате пакта Молотова-Риббентропа два года передышки, как известно, активно использовались Советами для усиления обороноспособности страны, а некоторые пункты договоренностей, например, в области экономического сотрудничества, подразумевали получение новых образцов промышленной продукции из Германии. Кроме того, в результате интенсивного обмена гражданами между Рейхом и СССР, люди, находившиеся на оккупированных Советами или находящимися в сфере их влияния территориях, могли переселяться в Германию и страны её зоны интересов [145] Кстати, в процессе инфильтрации было решено активизировать заброску разведчиков. В частности, в это время показного миролюбия за границу отправляют Вильяма Фишера, позже ставшего известным как Рудольф Абель. . Интересное свидетельство понимания Сталиным неотвратимости грядущей военной развязки дают нам мемуары Эренбурга: «Двадцать четвертого апреля я сидел и писал четырнадцатую главу третьей части, когда мне позвонили из секретариата Сталина, сказали, чтобы я набрал такой- то номер: “С вами будет разговаривать товарищ Сталин…” Сталин спросил меня, собираюсь ли я показать немецких фашистов. Я ответил, что в последней части романа, над которой работаю, – война, вторжение гитлеровцев во Францию, первые недели оккупации. Я добавил, что боюсь, не запретят ли третьей части, – ведь мне не позволяют даже по отношению к французам, даже в диалоге употреблять слово “фашисты”. Сталин пошутил: “А вы пишите, мы с вами постараемся протолкнуть и третью часть…” [146] Что не мешало вождю еще 19 июня 1941 года дать негласное указание Агитпропу запретить употреблять слово «фашист» в ругательном смысле. Тянул время. Люба, Ирина ждали в нетерпении: “Что он сказал?..” Лицо у меня было мрачное: “Скоро война…”» (44).