Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Пойти на сотрудничество с большевиками стремилась и та часть интеллигенции, которая приняла близко идеи евразийства и «сменовеховства» [96] Это идейно-политическое и общественное движение, возникшее в начале 1920-х гг. в среде русской зарубежной интеллигенции. Получило свое название от сборника статей «Смена вех», вышедшего в Праге в июле 1921 г. . Сменовеховцы ставили перед собой задачу в свете новых политических реалий, сложившихся в ходе Гражданской войны, пересмотреть позицию интеллектуалов по отношению к послереволюционной России. Суть пересмотра состояла в отказе от вооруженной борьбы с новой властью, признании необходимости сотрудничества с большевиками во имя благополучия Отечества, примирения и гражданского согласия.

Под влиянием «сменовеховства» тысячи представителей интеллигенции возвращались на родину, а те, кто с родины и не уезжал, занимали по отношению к Советской власти примирительную позицию. Ведущим стал тезис о «великой и единой России» – как в экономическом, так и социокультурном плане. Взгляды сменовеховцев освещались в советской печати, им разрешали читать лекции, устраивать диспуты и собрания интеллигенции. Их газета «Накануне» (с ней сотрудничал, среди прочих, и М. Булгаков) беспрепятственно распространялась в СССР.

Примиренчество повлекло за собой отказ от такой базисной ценности либерализма, как приоритет идеалов гражданского общества, примат личности по отношению к обществу, обосновывало сильную государственность и значение национальной идеи. Вера в очищение интеллигенции в огне революции стала основной для пересмотра многих либеральных мифов эпохи: «А может быть, так надо , – рассуждает конформистски настроенный Лоханкин, – может быть, это искупление, и я выйду из него очищенным? Не такова ли судьба всех стоящих выше толпы людей с тонкой конституцией?» «… Великая скорбь давала ему возможность лишний раз поразмыслить о значении русской интеллигенции, а равно о трагедии русского либерализма».

Напомню, что появление «Смены вех» состоялось в 1921 году, когда в Советской России лютовали голод и разруха. Реалии жизни для рядовой интеллигенции были невеселыми. Красная власть, сама рожденная видениями радикальной интеллигенции, интеллектуалов не жаловала, как выкрест хасида. В угаре революционных преобразований большевики поспешно отрекались от старого мира и его символов, одним из которых являлась культура эксплуататорских классов. Так, в 1921–1922 годах Ленин настаивал на закрытии даже Большого театра: «Очень дорого содержать, помещичья эстетика». К середине 1920-х в Москве насчитывалось 8000 только безработных артистов. В начале 1920-х на аукционе в ресторане «Прага» картины известных художников шли за гроши, по 3–4 рубля за штуку. Картина Васнецова стоила 12 рублей. Рамы стоили дороже.

Вообще, среди работников умственного труда процент безработных был одним из самых высоких: 46,6 % в 1923 году, 25,1 % в 1927, 18,2 % в 1929 году. Причем, среди технической интеллигенции это число составляло 28,6 % (5). Учащиеся рабфака получали стипендию больше, чем пособие по безработице для писателей (23 рубля и 22 рубля 50 копеек соответственно).

Голод стимулирует поиск взаимопонимания. Те, кто находил общий язык с советским режимом, который пока еще не создал свою собственную интеллигенцию, а потому остро нуждался в сотрудничестве со старыми, но профессиональными кадрами, быстро шли в гору. Здесь мы видим и военспецов эпохи Гражданской войны, и «сменовеховцев», и литераторов, вроде М. Кольцова и В. Брюсова.

Однако коммунистическая элита приоткрывала дверь в свою прихожую не всем и не сразу. Даже признанному стороннику Советов В. Маяковскому режим не спешил распахнуть объятия. В. Бонч-Бруевич (соратник Ленина, из дворян) рассказывал о посещении Владимиром Ильичем в 1919 году литературно-музыкального вечера, устроенного красноармейцами. В числе прочего читали «Наш марш» В. Маяковского. Ленин проявил крайнее неудовольствие: «Незнаком я с этим поэтом, и если он всё так пишет… нам не по пути. И читать такие вещи на красноармейских вечерах – это просто преступление…» (6) Отрицательное отношение Ленина к Маяковскому осталось на всю жизнь. О том же свидетельствовали и А. Луначарский, и М. Горький. Владимир Владимирович старался как мог, пытался подстроиться под новые реалии, но мало что ему помогало. Иногда дело перерастало в обычную травлю, как например, получилось с его пьесой «Баня»: «Дело дошло до того, что на одном из обсуждений кто-то позволил себе обвинить Маяковского в великодержавном шовинизме и издевательстве над украинским народом и его языком. Никогда еще не видел я Маяковского таким растерянным, подавленным…