Курт Воннегут - Вампитеры, фома и гранфаллоны [litres]

ВОННЕГУТ: Во всяком случае, обманутым я себя не ощущаю. Читатели у меня были всегда, даже когда денег было совсем немного. Мои книги издавали в бумажных обложках, но с самого начала я получал дружеские послания от людей, находивших их в гарнизонном магазине, в аптеке или на автобусной остановке. «Матерь Тьма», «Канарейка в шахте» и «Сирены Титана» все поначалу выходили в бумажной обложке, да и «Колыбель для кошки» я писал с прицелом на этот сегмент рынка. «Холт» решил выпустить «Колыбель…» в твердой обложке после того, как продали права на ее версию в бумажной. Дело в том, что мне постоянно нужны были деньги, а за бумажную обложку я мог сразу получить три тысячи долларов. С издателем, выпускающим книгу в твердой обложке, этот номер не проходит. Но я также замечал, что мои современники получают приличные деньги, купаются в славе, и думал: «Черт, мне нужно поучиться писать лучше, хотя и то, что я делаю, я делаю прилично». Меня даже не рецензировали. «Эсквайр» опубликовал список американских писателей, гарантировав, что включил в него всех авторов, у кого есть хоть какие-нибудь литературные достоинства. Меня в этом списке не было. Список составлял Раст Хиллз. Я потом с ним познакомился и сказал, что его список меня убил. Прочитав его, я почувствовал себя человеком второго сорта. Раст заметил, что воспринимать этот список серьезно нельзя. «Это была шутка», – объяснил он. Вскоре они с женой выпустили антологию лучшей американской послевоенной прозы, и меня там опять не было. Ну и что, черт побери? Я постепенно воздвигал опорный пункт – из своих паршивых книжонок в бумажной обложке. В нашем обществе вымогательство – правило жизни, и ты способен получить что угодно, если построил надежный опорный пункт. Компьютеры издателей, печатавших мои книжки в бумаге, заметили, что торговая сеть их заказывает, что их постоянно нужно допечатывать. Тогда менеджеры решили посмотреть, что у них внутри. Издатели твердых обложек унюхали новые возможности. Остальное в этой истории – стипендия Гуггенхайма, профессорство, ресторан Элен Кауфман на Манхэттене. В этом году нас с Аленом Гинзбергом избрали членами Национального института искусства и литературы, и журнал «Ньюсуик» спросил меня: как получилось, что два таких фрика были выдвинуты в столь солидную организацию, само воплощение литературного истеблишмента? «Если истеблишмент не мы с Гинзбергом, то я уж и не знаю, кто», – ответил я.

«ПЛЕЙБОЙ»: «Бойня номер пять» была первым романом в твердой обложке, который хорошо продавался, не так ли?

ВОННЕГУТ: Да. Книга стала альтернативной позицией в рассылке книжного клуба «Гильдии литераторов». А «Завтрак для чемпионов» был основной позицией в рассылке и «Гильдии литераторов», и книжного клуба «Сэтердей ревю», и клуба «Бук файнд». Но я слишком похож на этого бейсболиста, Теда Уильямса, – медленно запрягаю…

«ПЛЕЙБОЙ»: Изменится ли ваша манера письма в будущем?

ВОННЕГУТ: После того как написал «Бойню номер пять», я понял, что могу уже ничего не сочинять – если, конечно, не захочу вновь сесть за письменный стол. Роман стал чем-то вроде завершения карьеры. Не знаю, почему. Думаю, у цветов, когда они вянут, возникает некая уверенность в том, что свою задачу они выполнили. Цветы никого не просили поручить им роль цветов, а я никого не просил сделать меня мной. По мере того как «Бойня…» двигалась к завершению, у меня зрело ощущение, что я произвел цветок. И могу прикрыть лавочку, поскольку выполнил все, что запланировал, и все у меня в порядке. Дело сделано, и есть возможность начать думать об ином.

«ПЛЕЙБОЙ»: Поскольку из печати недавно вышел «Завтрак для чемпионов», вы, очевидно, все-таки решили продолжить работу после «Бойни…»?

ВОННЕГУТ: «Бойня…» и «Завтрак…» составляли, по сути, одну книгу. Две ее части, но совершенно отдельные друг от друга. Это как слоистый коктейль, как вода и масло – части невозможно смешать. Поэтому я аккуратно декантировал «Бойню номер пять», а что осталось, стало «Завтраком для чемпионов».

«ПЛЕЙБОЙ»: Что вы хотели сказать в «Завтраке для чемпионов»?

ВОННЕГУТ: По мере старения в моих работах прибавляется дидактики. Я говорю то, что действительно думаю. Не прячу идеи, как пасхальные яйца, чтобы их кто-то разыскивал. Теперь, если у меня появляется идея и что-то для меня становится ясным, я не воплощаю ее в роман; просто пишу эссе и выражаю свою мысль как можно понятнее. В предисловии к «Завтраку для чемпионов» я прямо говорю, что больше не могу жить без культуры, поскольку понял, что у меня ее как не было, так и нет. То, что я принимал за культуру, был всего лишь набор рекламных роликов. Но ведь без культуры жить невозможно!