Захар Прилепин - Имя рек. 40 причин поспорить о главном [litres]

Так просвещённая императрица погубила двух наследников царской фамилии. Сама Екатерина к династии Романовых не принадлежала.

Пока она была у власти, за низвергнутого и погубленного Петра Фёдоровича успело выдать себя сорок самозванцев. Самым известным из них является, конечно же, Емельян Иванович Пугачёв – великий буян и казачий атаман.

Третьей, хоть и не кровавой, но всё-таки жертвой Екатерины Великой стал её сын Павел Петрович. Императрица обязана была передать ему власть, когда он достигнет определённого возраста, но передумала. Сыну пришлось смиренно дожидаться своей очереди.

По смерти своей матушки Павел всё-таки начал царствовать, но был убит офицерами в Михайловском замке в собственной опочивальне в ночь на 12 марта 1801 года. Организатором заговора стал петербургский генерал-губернатор и глава тайной полиции Пален.

Это уже был девятнадцатый век.

В том же веке родился некто Владимир Ильич Ульянов.

Ни для кого в те времена не было секретом, что существование наследника или нескольких наследников престола сразу гарантирует любой государственности и всякому народу великие происшествия.

В результате этих происшествий не только представители царских фамилий могли потерять власть. Всё это могло послужить – и почти всегда служило! – началом великой смуты, когда погибали тысячи, а то и сотни тысяч вовлечённых в разнообразные конфликты людей. Всякий раз государственность трещала и рассыпа́лась, и ни в чём не повинные люди тратили огромные силы на преодоление кровавого хаоса.

Существование посторонних претендентов на власть было почти неизбежной гарантией войны. Посему в основе многих и многих государственностей лежат убитые наследники: отравленные, повешенные, задушенные и зарезанные.

Наказания Господня не избегает никто из совершивших столь чудовищные злодеяния.

И Советский Союз тоже в конечном итоге отравился пролитой кровью.

Однако досужие размышления вслух о том, что советское наследство маркировано убийством царской семьи, могут вести только те люди, которые всякую государственность почитают бедой и узаконенным злодейством.

Потому что если отрицать на этом основании всё советское, то и династию Романовых тоже, как мы видим, придётся списать со счетов. И Рюриковичей отправить туда же, в утиль.

И будем мы, наследники вождей, монархов и князей, сидеть в чистом поле и думать: а отчего ж мы в такой пустоте? Как мы оказались на промозглом сквозняке? Без наследства, без прошлого, без будущего?

Да потому что всякий хотел в угоду своим взглядам что-нибудь отменить, переименовать, перерыть, присыпать и сесть сверху, в одиночестве.

Подвинься, идеолог. Я тоже тут сидел.

Всякий раз, когда близится осень, мы вспоминаем об Октябре 17-го.

Февраль нас интересует мало; и едва ли февральские события сегодня хоть кого-нибудь всерьёз волнуют, включая новейших самовыдвиженцев в состав очередного очень Временного правительства.

Большевистская правда, как ни странно, – жива; что до февральских событий – они предмет по большому счёту скучный даже для историков.

Но как думать про Октябрь, и тем более с каким настроением и лицом отмечать его, никто в современной России не знает; а если не знаем мы сами – чего ожидать от остального мира.

Между тем, события столетней давности навязчиво актуальны, это не столько история, сколько – насущное.

Революция та была порождена двумя стихиями: надломом в среде интеллигенции и глобальным разочарованием в среде народной, крестьянской даже в большей степени, чем пролетарской. Национальные движения в истории революции были вторичными, и послужили лишь следствием свершившегося распада.

Одна из основных проблем состояла в том, что чаяния интеллигенции и народные чаяния во многом, мягко говоря, не совпадали.

За десять лет до революции поэт Александр Блок писал о «двух реальностях». С одной стороны, видел Блок, стоит огромная молчаливая масса в сто пятьдесят миллионов, с другой – несколько сотен тысяч человек.

«По-прежнему два стана, – писал Блок, – не видят и не хотят знать друг друга».

Интеллигенция сама накликала революцию – но отказалась её принять и понять. «Грядущие гунны», о которых писал поэт Валерий Брюсов, вдруг явившиеся из недр собственного народа, – ошарашили и смяли интеллигенцию.

Спустя сто с лишним лет после тех событий у нас вновь сложился класс прогрессивной интеллигенции, требующей революционных перемен.