Захар Прилепин - Имя рек. 40 причин поспорить о главном [litres]

Конечно же, сравнивая прежние персоналии – Брюсова, Сологуба, Бальмонта, Мережковского, а пусть даже и Маяковского – с нынешними, сразу вспоминаешь известное высказывание о том, что всё начинавшееся как трагедия воспроизводится в качестве фарса.

Можно посетовать или посмеяться над качеством материала; но страна наша в любом случае на месте, и проблемы у неё – схожие.

Парадоксально, но это ведь наша интеллигенция все девяностые годы кричала о недопустимости революций. «Мы знаем, чем всё это заканчивается», – повторяли они тогда, как заговорённые.

Теперь они с лёгкостью необычайной утверждают прямо противоположное.

Не менее удивительный парадокс состоит в том, что большевистскую революцию столетней давности нынешняя интеллигенция считает проявлением холопства и скотства.

Только вообразите себе: народ в сто пятьдесят миллионов численностью в какой-то момент начал звереть от того, что является чем-то низшим по статусу в сравнении с несколькими сотнями тысяч людей, управлявших им.

Желали эти сто пятьдесят миллионов совершенно нормальных изменений: чтоб дети их учились в тех же учебных заведениях, что и барские дети, чтоб лечиться можно было у барских докторов, чтоб земельные наделы были достаточными для пропитания крестьянской семьи, чтоб весь народ обладал правами, соразмерными с господскими.

Справедливости, в общем, искали.

Тем не менее, представители современной интеллигенции твёрдо для себя решили, что в том противостоянии они были бы, как в известной повести Михаила Булгакова, преображенскими, а все остальные – шариковыми.

И та же самая интеллигенция пытается возбудить население России на новое противостояние с властью: забавно же.

Как и сто лет назад, интеллигенция не имеет представления, что́ на уме у миллионов их сограждан.

Политическая борьба в столицах идёт за ценности прогрессистские, зачастую – откровенно буржуазные; в то время как огромные массы населения к сегодняшнему «прогрессу» относятся скептически, а буржуазию – в лучшем случае презирают.

Социология констатирует: наиболее значимыми историческими персонажами для жителей страны – в куда большей степени, чем, казалось бы, примиряющие фигуры Александра Невского, или Минина и Пожарского, – являются Сталин и Ленин.

Условный «академик Сахаров» – своеобразная реинкарнация профессора Преображенского, к личности которого апеллирует наша интеллигенция, – вообще не конкурентен в этом ряду.

Интеллигенцию это мало пугает – как и прежде, она необычайно самоуверенна, и всерьёз думает, что мрачное большинство примирится с их победой.

Более того: как и сто с лишним лет назад, российская власть – неплохо зная интеллигенцию и время от времени манипулируя ей – едва ли всерьёз осознаёт, с каким народом имеет дело.

Народ смотрит и, как водится, молчит. До какой-то поры.

Пока мы видим на столичных улицах только бунтующих подростков.

Но киевский Майдан и февраль 1917-го – тоже начинались с брожения студенческих толп.

Куда потом подевались все эти студенты, никто не ведает.

Рассуждая о русской революции, её противники старательно воспроизводят одни и те же шаткие доводы.

Даже если иные из нас предпочитают монархию любому другому способу управления государством, надо уже как-то принять тот факт, что большевики не свергали царя. Большевики свергли либеральное Временное правительство.

Борьбу против большевиков начали не люди, сражавшиеся за Веру, Царя и Отечество. Первым их противником стал Лавр Корнилов: генерал, по приказу Временного правительства взявший под арест царскую семью.

В числе ближайших соратников Корнилова был Борис Савинков – эсер, революционер и террорист, долгие годы работавший на свержение монархии. Савинков служил комиссаром Временного правительства в отряде генерала Петра Краснова и занимался формированием Добровольческой армии.

Другой виднейший деятель Белого движения – генерал Михаил Алексеев – также был причастен к отстранению Николая II от власти. Кроме того, как и многие деятели Временного правительства, Алексеев являлся масоном.

Люди, по сей день выступающие против большевиков и Ленина, действительно считают, что России было бы лучше, если б в двадцатом веке ею управляли либеральные деятели, террористы и генералы, изменившие присяге?

Памятуя о том, что часть аристократии покинула Россию, а власть взяли, как у нас некоторые утверждают, «кухарки и бандиты», стоит отдавать себе отчёт в том, что Ленин – тоже дворянин; и если бы только он. Дзержинский, Крестинский, Куйбышев, Орджоникидзе, Бокий – все они были дворянами.