Дарья Златопольская - Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе

Или «новая волна» во Франции.

И мы начинаем им подражать. Начинаем так же одеваться.

Так же курить в кафе.

Меня привлекает, когда в серьезных картинах драматургия и сценарные эффектные повороты не оттесняют и не вытесняют жизнь, не обкрадывают ее. Режиссерский глаз, который воспринимает мир, порой уничтожается бесконечным старанием работать на сюжет. Сейчас вышло огромное количество книг, которыми, к сожалению, многие неподготовленные продюсеры травятся. Как написать хороший сценарий? У всех есть ноты, но не все мы можем написать симфонию или даже сюиту. А в фильмах Иоселиани есть что-то волшебное, подлинное. Там есть интуиция художника.

Я прочитала сценарную заявку Отара Иоселиани на фильм «Жил певчий дрозд». Для него главная мысль, которую он развивает в сценарной заявке, заключается в том, что человек прожил жизнь, ничего не совершив. Что-то ему все время мешало воплотить свою судьбу. Насколько для вас близка эта мысль Иоселиани?

Это близко очень грузинам, особенно жившим в советское время в советской Грузии. Мне кажется, что даже вольготно чувствующий себя человек, который не борется каждый день за что-то, может облениться. Для меня это в большей степени про невозможность реализовать талант и найти себе применение. Я сейчас говорю только о себе, о своём ощущении.

В этих фильмах мы не видим на экране духоту советской власти. Но человек в этом комфорте может разлагаться. Эта лень, мне думается, привела нас к тем проблемам, которые у нас были в начале 90-х. Это не та лень, когда ты не можешь утром только проснуться. Это еще и лень, когда не можешь мыслить, анализировать, ставить самому себе определенные вопросы, иногда острые. Это отсутствие традиции обсуждать принятие решений, потому что их принимают за тебя. В этом смысле герой Иоселиани, конечно, он очень трагичен.

В фильме «Жил певчий дрозд» жизнь главного героя трагически обрывается, он умирает молодым нелепой смертью. Но можно ли утверждать, что он бессмысленно прожил? За полтора часа экранного времени мы видим около 20 ситуаций, в которых он помог другим людям и сделал их счастливыми. Помните сцену, где он помогает спеться в многоголосье нескольким мужчинам, которые без него не могли взять правильную тональность? Это метафора того, как он живет. Мне бесконечно симпатичен этот образ.

Но знаете, какая черта Тбилиси меня действительно удивляет? Мне кажется, это всегда так было. Вот этот человек, которого все любят, который меняет жизнь людей, которого везде всегда рады видеть. Но в какой-то момент город живет своей жизнью, а он может умереть в одиночестве.

И я переживаю, что вижу талантливого человека, который касается всего по чуть-чуть. Углубись он только в одно направление, и он бы достиг определенного успеха. Он, возможно, стал бы гораздо лучшим режиссером, чем многие, кого я знаю, уж тем более, чем я. Но мешает эта неспособность собраться. Может быть, он обаятельный герой. Но если бы ему собраться, наверняка он принес бы большую пользу себе, своим близким, всем окружающим. Он говорил бы важные вещи, которые волновали бы людей точно так же, как то, что говорит Иоселиани.

Что ему мешает? Не только ведь лень.

Я не говорю только про лень. Он не может направить себя в каком-то одном направлении. Собраться.

Что нас вообще заставляет собраться?

Пастернак говорил, что современные художественные течения вообразили, будто искусство – это фонтан, а на самом деле оно губка. А на самом деле оно губка. Ты должен концентрироваться, ты должен все впитывать. Чтобы художественное произведение было цельным и настоящим, все должно туда стекать. Тогда оно становится интересным для вас. И точно так же человек, мне кажется. Он тому чуть-чуть улыбнулся, этому пожал руку, этого поцеловал, здесь спел, здесь напел. Но тебе дарована Богом жизнь. Я как раз люблю эту картину за то, что мы не обвиняем героя, – мы переживаем за него. Мы видим себя в нем. Мы видим, что мы, безусловно, – и слава Богу! – не идеальны.

Д. З. На меня произвело большое впечатление ваше эссе для журнала «Русский пионер». Оно называется «Это не я, это он».

К. Б. Было дело.

Вы там пишете о том, что настоящий «вы» – это тот мальчик, который ходил в студию и писал стихи. И что вы этого мальчика где-то потеряли, выбросили, оставили на обочине.

Предал.

И с тех пор вы – не он. А хотели бы вернуться, потому что он и есть настоящий вы.