Дарья Златопольская - Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе

Д. З. Вы считаете лучшим романом об успехе «Шагреневую кожу» Бальзака: герой получает всемогущество, но с каждым его исполненным желанием убывает его жизнь. Бальзак говорит о том, что цель существования человека может войти в абсолютное противоречие со средствами. Насколько, как вам кажется, цель и средства должны совпадать?

К. Ш. Трудный вопрос. У меня есть личные принципы, которым я не буду изменять ни при каких обстоятельствах, даже если это принесет мне определенные дивиденды. Но жизнь состоит из компромиссов. Человеку всегда приходится искать компромисс; более того – это правильно и нормально. Но есть предел.

Часто противоречие проявляется в том, что человек, желая добиться своей цели, идет к ней окольным путем. Человек хочет одного, а движется в направлении к другой цели.

Да, так бывает. У Армена Джигарханяна есть поговорка: «Самый прямой путь к успеху – самый длинный». Я это понимаю так: не пытайся достичь успеха слишком быстро. Вложись в него – и тогда, возможно, он тебе улыбнется.

Герой «Шагреневой кожи» получил возможность исполнить любое желание. В такой момент ты неизбежно осознаешь, что никакое желание не может быть абсолютным воплощением успеха. Вот вы – знаменитый режиссер. Что воплощает для вас успех в профессии? Те две премии «Золотой орел», которые вы получили? Или вы теперь хотите «Оскара»? Или не нужны вам ваши «Золотые орлы», а просто вы хотите, чтобы все актрисы смотрели на вас и говорили: «Ах, Карен Георгиевич!!!»

А что, это неплохо, неплохо! Но я вам скажу вот что: конечно, мы, люди публичной профессии, зависим от премий. Они нас стимулируют. Но сегодня для меня важнее сделать нечто такое, о чем я мог бы сказать: «Я сумел это сделать». Этот момент самый важный.

У Феллини есть очень хорошие слова: «Когда ты делаешь картину, ты всякий раз стремишься к совершенству и понимаешь, что оно недостижимо». Этот процесс действительно завораживает. В какой-то момент, когда ты в него включаешься, ты понимаешь: да, ради этого стоит работать!

Д. З. В вашей жизни было немало ситуаций, когда ваши актерские и режиссерские работы не были по достоинству оценены критикой.

К. Р. Знаете анекдот про львов? Оркестр едет в кузове машины по Сахаре. Скрипач заснул и вывалился из кузова. И вот он просыпается посреди пустыни и видит, что на него бежит лев. От ужаса он начинает играть на скрипке. И вдруг лев остановился, сел и начал слушать. Но тут бежит другой лев, прямо сейчас он его съест! Но и тот тоже остановился. За ним появляется третий, четвертый, пятый лев – и все чинно сидят и слушают скрипку.

И тут бежит шестой лев. Подбегает, не останавливаясь, раз! – и съел скрипача.

Львы говорят ему: «Что же ты наделал, он же так хорошо играл!» – «Да? А я глухой…»

Это, конечно, история о театральном успехе. Пять львов наслаждались искусством, а шестой сожрал вас. И вы уже не слишком интересуетесь мнением тех пятерых.

У меня самоедская злопамятная башка: я помню все плохое, сказанное обо мне. Хорошее мне через пять минут кажется само собой разумеющимся: это просто комплимент. Но вот этот, сволочь такая, – неужели он прав?! При этом «сволочь» может быть сколь угодно глупой и бездарной. Но я все равно думаю: неужели он хоть отчасти прав? Как же можно и этого не видеть, и того не заметить?

И вот я каждый раз ловлю себя на том, что думаю: как мне победить именно его, моего глухого льва? Чтобы именно он сказал мне: «Извините! Вот теперь все хорошо! Ну, вы даете! Ну простите меня ради бога!»

Константин Аркадьевич, но ведь вы столько спектаклей поставили! Вся мировая культура к вашим услугам. Неужели вы еще не нашли выход туда, где вас это уже не будет беспокоить?

Это связано с тем, что я вечный ученик. Актерская профессия в свое время мне затем и понадобилась, чтобы победить неуверенность в себе. Я страшно, до стыда и до неприличия, неуверенный в себе человек. Таким и остаюсь. Просто никто об этом не знает, когда сидит в зале, потому что я профессионал. Я живу под знаком: «Тебя никому не надо, а ты есть». Это моя всегдашняя тема. И моя профессия мне необходима, чтобы каждую секунду доказывать себе, что я нужен, что без меня не могут обойтись.

Мне и мой театр нужен для этого. Он мне нужен, потому что это то место, где, когда я говорю, все молчат. У мужчины должно быть такое место. Кто-то с женой себя так ведет, в своей маленькой семье, кто-то в тюремной камере пахан. Но должно быть место у мужчины, где, когда он говорит, другого текста одновременно нету. И сколько же мне для этого понадобилось труда!