Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Нельзя считать ничтожеством человека, который не достиг вершин социальной лестницы. Тем более если он к этим вершинам и не стремился. Человеческая ничтожность измеряется не социальными параметрами

После прочтения вашего романа «Сердце пармы» осталось много вопросов, на которые хочется получить ваш авторский ответ, а не строить собственные предположения.

Первый вопрос про любовную линию Тиче и Вольги: любила ли Тиче Вольгу или это была игра? Вообще, очень хочется прояснить суть женщины-ламии. Способна ли она на любовь или она служит своим языческим богам и всё человеческое в ней не имеет искренности?

И второй вопрос. В народе «Сердце пармы» называют русской «Игрой престолов». Как вы считаете, уместно ли данное сравнение?

Тиче — не совсем человек, поэтому мне сложно говорить о психологии столь странного существа. Скажу так: она (подобно зверю) испытывает лишь некие «базовые» эмоции — любовь к детям (до определённого возраста детей), страсть к мужчине, страх перед хозяином. Асыка — хозяин, и Тиче ему покоряется. Михаил и Вольга — объекты страсти. Но Михаил — человек, который защищает, следовательно, его нужно беречь, а Вольгу беречь необязательно, потому что защитник уже есть — Михаил.

Конечно, «Сердце пармы» не «Игра престолов», но между ними и вправду есть очень много общего. «Престолы» предъявляют новый формат. «Парма» тоже сделана в этом самом «новом формате». Я уже писал о сути этого формата: сочетание трёх парадигм — двух, прежде несочетаемых, и третьей — иноприродной. Две противоположные парадигмы здесь такие: одна — фэнтези, другая — историзм в «Парме», исторический натурализм в «Престолах». Иноприродная парадигма — языковая реконструкция в «Парме», «путеводитель» в «Престолах». Я угадал этот новый формат сам, без «Игры престолов» (роман написан в 1995–2000 годах).

Сходство «Престолов» и «Пармы» ещё и в том, что в обоих случаях парадигма фэнтези — не основная. Основная парадигма — исторический жанр.

Фэнтези в жанровом отношении строится на идее рока. Ход истории в фэнтези искажён чьей-то злой волей, но её можно преодолеть посредством какого-нибудь волшебного артефакта (нечто вроде «макгаффина»). Главный герой получает этот артефакт и пускает в дело, восстанавливая «правильную» картину мира. Такие артефакты есть и в «Парме» (Золотая Баба), и в «Престолах» (драконы). Но они — косвенные, а не главные причины генеральной перемены мира. Так что фэнтези — в подчинённом положении.

Главная парадигма в «Парме» и «Престолах» — историческая. Произведение становится историческим, когда поступки его персонажей детерминированы (мотивированы) реальной историей. Например, в «Трёх мушкетёрах» поступки героев не детерминированы историей (какое мушкетёрам дело до того, что Ришелье более прогрессивен, чем Людовик, или до войны католиков с гугенотами?). Следовательно, «Три мушкетёра» — не исторический роман, а приключенческий. В «Парме» герои поступают так, как требует история, а не их характеры или сюжет, поэтому «Парма» — исторический роман, а не фэнтези. В «Престолах» главная движущая сила — характеры героев, а не фэнтезийная коллизия (появление драконов или белых ходоков ничего не решает в войне королей), следовательно, жанр этого произведения — тоже не фэнтези, а приключения. Однако благодаря видеоряду (костюмам и натуре) и ярким типажам персонажей мы легко узнаём в «Престолах» европейское Средневековье, а шекспировские страсти и драмы выходят за предел приключенческого жанра, поэтому правильнее говорить о некоем квазиисторизме «Игры престолов». Всё-таки персонажи этой эпопеи действуют не по идеализированной этике рыцарского романа, как у Вальтера Скотта, а по этике реальной истории с грязью, подлостью, низостью и корыстью.

Историческим роман становится тогда, когда его главные герои мотивированы реальной историей, а не своими чувствами или сюжет-ными уловками. И не-важно, точно ли автор передал все факты, есть чудеса или нет их

Искал последнее издание «Географа», полное, с дополнениями, надеясь, что конец будет досказан. Не верю, что Служкин струсил и отказался от Маши, сбежал, бросил её. Маша однолюб, она же будет мучиться всю жизнь, они должны быть вместе, а Служкин нанёс ей моральную травму. Или его любовь была ненастоящая? Он обнимал и целовал Машу после похода, и я надеялся, что он сумеет изменить свою жизнь и соединится с любимым человеком.