Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Теперь отвечу на ваши вопросы. К подобным аттестациям я, в общем, отношусь никак. Поначалу приятно, конечно, но потом — безразлично. Я же не домашняя кошка, которая довольна, что её хвалят только за то, что она есть. Мне нужны аргументы. Но ярлык по определению лишён аргументов. Пускай тогда все ярлыки (и хвалебные, и ругательные) остаются на мнении тех, кто их мне пытается пришить. Ярлык — это вообще вопрос веры, а не анализа. А мне интереснее анализ, я не апостол.

Прочитала роман «Золото бунта». Впечатление двойственное. Ваше писательское мастерство выше всяких похвал. А вот смысл произведения… Здесь я скорее согласна с читательницей «Альдебаран. ру» Анной: «Взыграло любопытство гуманитария: куда-де автора выведет столь небесспорная мораль? В итоге особо никуда и не вывела.

Мне очень не понравился главный герой Осташа, легко творящий отвратительные вещи, но при этом явно задуманный автором как положительный. Соответственно, не могу понять, как можно восхищаться автором, для которого Осташа является положительным. Жизнь его состоит из работы на износ, похоти и борьбы за выживание, а душа настолько темна и парализована страхом, что он идёт на зверское убийство ребёнка, которого мог бы обезвредить одной рукой.

Выдержав нечеловеческие испытания, отказавшись от власти, богатства и любви, предав товарищей, он обретает лишь нелюбимую жену и перспективу опять же бесконечной работы на износ без каких-либо гарантий успеха. Финальные слова из Евангелия о церкви ничего не добавляют к его судьбе, поскольку в сердце своём Осташа не знает Бога».

Любой читатель (даже Анна с «Альдебарана») может придерживаться о любом произведении (даже о моём) любого собственного мнения, пусть оно и расходится с моим. Если бы я нуждался (требовал) лишь одного конкретного мнения, я бы вынес его в постскриптум каждой главы, как сделал это в повести «Земля-Сортировочная», дабы читатель не путался.

Я не могу знать, с чего вдруг возникло мнение, что я задумал Осташу как положительного героя. Своих героев, вообще-то, я задумываю не положительными и отрицательными, а теми, кому я сочувствую, и теми, кому не сочувствую. Осташе — сочувствую, но это не значит, что оправдываю во всём. Но я и не пишу романы с моралью. Не занимаюсь этическими прописями. До меня их уже сделали четыре довольно известных автора (Лука, Матфей и др.), и вряд ли у меня получится лучше. Для меня литература — не иллюстрация к морали, а рассказ о жизни со сверхбытовыми ценностями.

Такая установка, конечно, переводит пафос негодования с меня, автора, на общество, но я не хочу быть «стрелочником» и принимать на себя удар, предназначенный обществу. Свою оценку ситуации я поясню на примере из школьной программы. Знаменитое убийство старухи-процентщицы некая часть общества воспринимает как допустимое зло, но кто в этом виноват? Конечно, гражданин Достоевский! Он же сочувствует убийце! Нефиг было ему вообще про это писать! Дерьмовый автор, короче, и к тому же моральный урод.

Литература не занимается этическими прописями. Их уже написали четыре довольно известных автора (Лука, Матфей и др.) Литература — не иллюстрация к морали, а рассказ о жизни со сверхбытовыми ценностями

Спасибо за ответ. Ценю. Да, я понимаю, что вы пишете рассказ о жизни, а не проповедь. Но как-то уж очень обезличенно, как-то уж совсем непонятно, есть ли у автора своя нравственная позиция и если есть, то какая. Или это печать нашего растерявшего ориентиры времени?..

Право слово, я уж и не знаю, что сказать. Мне представляется, что «выявлять свою позицию» — примерно то же самое, что и писать роман для морали (о чём я и говорил). Только на место Луки, Матфея и других ставить себя. Я не пишу с целью выявления своей позиции. С целью выявления своей позиции пишутся манифесты, памфлеты, кодексы и всё такое.

Попробую объяснить иначе. Какая позиция, например, у ювелира? Он просто гранит камень, выявляя его красоту. А я просто ограняю нравственный потенциал ситуации делами своих героев и вообще набором персонажей. Ювелир не собирается доказывать, что бриллиант — дорогой камень, и я не собираюсь доказывать, что быть хорошим — это хорошо. Какая позиция у автора в стихотворении «Бородино»? Его страстное убеждение, что «не даром Москва, спалённая пожаром, французу отдана»? А до Лермонтова все думали, что даром? Мне кажется, что читатель, ищущий в романе «ясно выраженную авторскую позицию», подобен хирургу, который ищет душу с помощью скальпеля. Можете считать это убеждение свидетельством времени, «растерявшего ориентиры».