Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

И я сразу вспомнил историю свердловских афганцев, которые заселили два дома без разрешения властей — и всё: вроде победа, а жизнь остановилась. На работу «захватчиков» не берут без прописки, в садики их детей не принимают, в больницы не записывают; только и остаётся, что бухать. И жить невозможно, и бросить квартиры нельзя.

И дальше я развивал в романе эту тему ловушек. Каменный завал на речке в Афгане, где засели солдаты, — и сидеть нельзя (свои не заметят и не заберут), и выйти нельзя (убьют). Деревня Ненастье, откуда не могли уйти ни Герман, ни Яр-Саныч (им торчать там бесполезно, а выходить — только хуже будет). «Афганская идея», от которой не мог отказаться Лихолетов: откажешься от неё — предашь себя, не откажешься — убьют, а идея-то уже не работает. Горе бездетности у Танюши, не позволяющее ей увидеть любящего человека, которого она искала. В конце концов, лихие 90-е в России: и жить невыносимо — беспредел, и обратно в СССР нельзя, иначе все жертвы и перемены напрасны. Всё это — ловушки, пребывать в которых невыносимо и бессмысленно, а уйти нельзя, пока не изменишь самого себя. Такую ловушку я и назвал «ненастьем».

Первый вопрос относительно «Царя» Лунгина. Правильно ли я понял, что вам этот фильм показался неудачным? Фильм отличается от «Летоисчисления», но, по-моему, это естественное влияние так называемого авторского прочтения. Считаете ли вы какие-то особенности фильма вредными и противоречащими вашим замыслам?

Второй вопрос касается экранизации «Тобола». Экранизация не удалась, об этом уже можно судить по новостям о вашем отношении к сему продукту. Участвовали ли вы в выборе тех, кто занимался экранизацией, или же все переговоры велись «делегированными лицами», то есть агентами и продюсерами?

Отвечать начну с конца.

Вы читали роман «Тобол». Но фильм — не экранизация этого романа. Для фильма я написал сценарий, и сценарий — совершенно другой продукт. Роман гораздо больше, подробнее и сложнее сценария. А режиссёр ещё даже не читал вторую часть романа — она пока не вышла; может, он и первую не читал, это не его обязанность. Режиссёр работает со сценарием. И я недоволен тем, что режиссёр сделал со сценарием — всё перевахлял по-своему.

В этом проекте режиссёр появился уже на готовом сценарии. По логике, не нравится сценарий — так не соглашайся снимать. Но режиссёр согласился. Я не участвовал в выборе режиссёра, этим занимался продюсер фильма, и он ставил меня в известность. Актёров выбирал режиссёр, и он со мной не советовался. Может быть, у режиссёра даже и получится фильм, пусть глянцевый и лубочный, но смотрибельный; однако это будет не та история, которую придумал я, и я ушёл из проекта.

Примерно так же дела обстоят и с «Царём»: режиссёр снимал по сценарию (и переделывал сценарий), а не по роману «Летоисчисление от Иоанна» (романа на момент съёмок «Царя» ещё не существовало). Но роман «Летоисчисление» ближе к сценарию, чем «Тобол».

Я могу вкратце перечислить, чем мне не нравится «Царь» (то есть что вырублено или что изменено в сценарии). Убрана мистическая часть — а это очень важно, для неё всё и писалось: она мотивирует многие события. Нарушена логика поступков героев (почему Басманов взял с собой Машу? Он что, педофил? Или почему Маша выбежала на арену к медведю? Она что, самоубийца? И так далее). Изменён характер Грозного. У меня он был премудрым до лукавости, в фильме — просто кровавый шут, кривляка. Изменён характер Филиппа. У меня он был простой мужик, который не мыслит жизни без бога, как хозяйство без хозяина. В фильме он — рефлексирующий интеллигент. Изменён смысл конфликта Грозного и Филиппа. У меня Грозный предъявляет концепцию власти (царь — это бог, и он может творить чудеса, если в него верят; Россию может спасти только чудо, поэтому надо заставить народ верить в царя как в бога; Филипп не может согласиться на такое кощунство, потому что Филипп руководствуется здравым смыслом); в фильме никакой концепции власти нет — просто зверства религиозного психопата. Конец изменён на диаметрально противоположный: у меня благодать Филиппа спасает монахов, которые спрятали его тело (потому что смысл веры — спасение), в фильме монахи гибнут (и смысла у их веры нет).

Я не знаю, почему Павел Семёнович Лунгин решил изменить то, что я написал. Мне он не высказывал претензий к сценарию, ни о чём меня не предупреждал и ничего потом не объяснял (да я уже и не спрашивал — зачем? Дело-то сделано).