Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер - несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Итак, поворот во внутренней политике СССР, начавшийся в 1934 году, Вадим Кожинов определил как контрреволюционный. Новой идеологией должен был стать патриотизм, в первую очередь великодержавный русский патриотизм, естественный для народа, органичный, потребность в котором к тому времени вызрела в толще народных масс. Тот же Троцкий в своем дневнике писал: «…Тот результат, который зеваки и глупцы приписывают личной силе Сталина, по крайней мере, его необыкновенной хитрости, был заложен глубоко в динамику исторических сил. Сталин явился лишь полубессознательным выражением второй главы революции, ее похмелья».

Кто не верит, пусть посмотрит по сторонам. Как телеканалы, чуткие к конъюнктуре, наперебой транслируют старые фильмы. Какой успех получила непритязательная картина «Любить по-русски». Пусть поговорит с простыми людьми — рабочими, торговцами, прохожими, — что они думают о Сталине, о демократии, о патриотизме и мировом сообществе, о текущей политике. Пусть проследит, как чувство национального унижения находит выход в возрождении все того же великодержавного патриотизма. Как на выборах многочисленные кандидаты пытаются прокатиться на этой волне. Кто лучше всех оседлает ее — станет президентом…

Но что, в таком случае, делать с наследством революции, со старыми большевиками и героями братоубийственной войны, коллективизаторами и чекистами? Вообще с разрушителями, к типу которых принадлежала большая часть революционеров?

Изменение идеологии — это, по Кожинову, один фактор. Другой — то, что и сталинские кадры были тоже наследством революции, ее воспитанниками. А все правительства всех революций отличались крайней жестокостью. Из крупных революционных деятелей Сталин был самым мягким и самым некровожадным, но по меркам обычного времени он был все равно очень жесток. (Впрочем, по меркам обычного времени очень жесток был и доставшийся ему народ.) Потому-то он без единой нравственной судороги, холодно и расчетливо использовал «заговор оппозиции», чтобы вычистить из государственного аппарата, армии и вообще отовсюду, откуда можно, революционеров, то есть разрушителей. Потому-то и обрушились репрессии, прежде всего, на коммунистов. И тот пир хищников, в ходе которого они сами себя уничтожали, когда Пятаков требовал казни Зиновьева и Бухарин казни Пятакова, когда вчерашние судьи завтра оказывались подсудимыми, все это глубоко закономерно. Это психология революционера.

Кожинов провел очень простые и интересные подсчеты. Он пишет: «Рассмотрим… совершившиеся с 1934 по 1939 год изменения в численности членов ВКП(б). В январе 1934 года в ней состояло 1 млн. 874 тыс. 488 членов и 935 тыс. 298 кандидатов в члены, которые к 1939 году должны были бы стать полноправными членами, — и численность таковых составила бы около 2,8 млн. человек. Так, в июне 1930-го имелось 1 млн. 260 тыс. 874 члена ВКП(б) и 711 тыс. 609 кандидатов, то есть в целом 1 млн. 972 тыс. 483 человека, почти столько же, сколько в январе 1934-го стало полноправных членов (как уж сказано — 1 млн. 874 тыс. 488).

Однако к марту 1939 года членов ВКП(б) имелось не около 2,8 млн., а всего лишь 1 млн. 588 тыс. 852 человека — то есть на 1 млн. 220 тыс. 932 человека меньше, чем насчитывалось совместно членов и кандидатов в члены в январе 1934-го! И эта цифра, фиксирующая „убыль“ в составе ВКП(б), близка к приведенной выше цифре, зафиксировавшей количество репрессированных („политических“) в 1937―1938 годах (1 млн. 344 тыс. 923 человека)». Конечно, нельзя говорить о точном совпадении, но корреляция налицо. И не надо путать партию 30-х годов с номенклатурной партией эпохи «застоя». В ней идеи и убеждения играли куда большую роль.

Так что не стоит называть 1937 год трагедией народа. Это была трагедия партии — той партии, которая принесла народу бесчисленные страдания. Что же касается невинных жертв, которых было множество, когда террор стал неуправляемым, то о них жестокая пословица сталинских времен говорила: «Лес рубят — щепки летят». Можно сколь угодно долго возмущаться ее бесчеловечностью… а что бы было, если бы к власти пришел, например, Троцкий и стал огнем и мечом насаждать свои идеалы? — а он бы стал именно огнем и мечом! Да и любой другой — тот же Бухарин, что ли, был менее жесток? Вспомним «шахтинское дело», когда именно он настоял на расстреле подсудимых, при том, что даже Сталин был против. Просто объекты приложения бухаринских сил имели куда меньшую возможность выучить своих детей в университетах, чтобы они стали историками и публицистами и спустя двадцать, тридцать, пятьдесят лет подняли крик о «большом терроре». Обычно революционные деятели не «рубили лес», а «разжигали мировой пожар», и щепок после них не оставалось. А нынешнее вымаривание народа — оно что, лучше, что ли?