Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер - несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Как и в СССР, в Испании троцкисты и бухаринцы быстро нашли общий язык. База у них была одна — антисоветизм, пропагандируемый как антисталинизм. То, что было вовремя пресечено в России, состоялось в Испании, — правые и левые объединились в единую организацию — ПОУМ.

Правых в ПОУМ было больше, и они фактически контролировали ситуацию. Лидером партии первоначально тоже был Маурин. Но ему не повезло (или, наоборот, повезло, смотря как взглянуть на это дело): когда началась война, Маурин оказался на франкистской территории. Его арестовали, и он всю войну спокойно просидел за решеткой. После окончания второй мировой войны Маурина отпустили, он уехал в Америку, где и умер. (Этот случай, кстати, говорит о том, как франкисты оценивали ПОУМ и опасность, исходящую от нее. Любого схваченного коммуниста ждал если не расстрел, то многолетнее тюремное заключение.)

После ареста Маурина во главе организации стал Нин. В это время он, будучи связан определенными партийными обязательствами, уже не считался чистым троцкистом, но тем не менее поддерживал тесные связи с Троцким через наводнивших Испанию посланцев «демона революции».

В полном соответствии с бухаринско-троцкистской концепцией «внутрипартийной демократии» ПОУМ представлял собой конгломерат разных фракций. Их было восемь — восемь фракций в одной партии, которая насчитывала максимум 20 тысяч человек! На крайнем левом фланге была маленькая группка откровенных троцкистов, существовавшая скорее на правах специи, чем компоненты этого салата. Затем шла протроцкистская группа во главе с Хоакином Андраде, старым дружком Нина. Дальше, если идти слева направо, — левое крыло, которое возглавляли Нин и Хулиан Горкин. (Настоящая фамилия Горкина — Гомес. Но, когда жил в Москве, он взял себе псевдоним Горкин, соединив фамилии Горького и Ленина. И кстати, Горкин, как недавно выяснилось из «Очерков истории внешней разведки», был французским шпионом.) Эти три «левые» фракции ПОУМ можно было отнести к сторонникам Троцкого. Остальные пять фракций были разными модификациями правых оппортунистов, типа наших бухаринцев.

Поумовцы сумели закрепиться только в одной провинции — Каталонии, традиционном центре анархистов, но и в Каталонии они имели влияние лишь в некоторых городах. В каталонском правительстве у них был свой представитель (Нин, министр юстиции) и своя дивизия на каталонском фронте (впрочем, как и у других партий). Учитывая печальное положение оппозиционеров в других странах, все это можно считать немалым достижением.

Окрыленные успехом, поумовцы попытались превратить Испанию в центр антисталинского коммунистического движения. Со всего мира туда слетелись всевозможные исключенные из разных компартий группы. В то время существовало два маленьких интернациональчика, пытавшихся конкурировать с Коминтерном. Один, так называемое «Международное объединение коммунистических оппозиций» (ИВКО), — правые, во главе с бывшим лидером Компартии Германии Генрихом Брандлером и бывшим лидером Компартии США Джеем Ловстоном. Это самое ИВКО имело около 20―30 мелких организаций по всему миру.

Второй интернациональчик — «левые социалисты», известные также как «Лондонское бюро», поскольку одно время центр у них был в Лондоне. Это «Лондонское бюро» тоже имело в своем составе два десятка мелких левосоциалистических групп. Помимо того, в Испанию собрались анархисты со всего мира, в том числе и русские анархисты-эмигранты.

Вообще отношения ПОУМ и анархистов были достаточно сложными. «Братишки» жили сами по себе, ни к кому не присоединяясь, и могли себе это позволить. Сама партия — Федерация анархистов Иберии — была небольшая, всего лишь в 2―3 раза больше ПОУМ. Но они контролировали гигантский профсоюз — Национальную конфедерацию труда. Поэтому по указанию Троцкого его сторонники в ПОУМ и вне ПОУМ главную ставку делали на союз с анархистами и подчинение их своему влиянию.

Постепенно стало ясно, что ПОУМ представляет реальную опасность. Во-первых, они вносили раскол в республиканский лагерь, во-вторых, в мировое коммунистическое движение. До той поры ИВКО и «Лондонское бюро» были маленькими группами сектантов, но если бы они все объединились, то не исключено, что им бы удалось отколоть и повести за собой неустойчивую часть коммунистического движения. Эта опасность становилась все более очевидной как для испанского, так и для советского руководства.

Говорят, что у баррикады только две стороны: мы и они. Это хорошо знала большая часть испанского правительства — коммунисты, часть левых социалистов и примкнувшие к ним представители буржуазных партий. Они понимали необходимость сплотиться перед лицом внешнего врага и действовали по принципу «коней на переправе не меняют». Война — явно не лучшее время для внутренних преобразований в государстве, и даже коммунисты не настаивали на создании Советов, проведении коллективизации и прочих прелестях диктатуры пролетариата. Это было вполне оправданно как с точки зрения внутренней политики, так и внешней. Социалистическая революция в Испании могла привести к тому, что Англия и Франция откажутся от политики невмешательства и поддержат Франко. Тогда революция не только отдалила бы победу, но и взорвала международную ситуацию, повернув ее и против Испании, и против СССР. А ведь оплотом коммунистического движения была все-таки не Испания!