Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер - несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

22 мая. Арест Тухачевского. 25 мая он был доставлен в Москву во внутреннюю тюрьму НКВД. Уже 26 мая он пишет: «…Заявляю, что признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его… Основание заговора относится к 1932 году». Заговорил на первом же допросе!

22 мая. Арест Эйдемана. 25 мая он написал заявление на имя Ежова, в котором сообщал о согласии помочь следствию в раскрытии преступления.

28 мая. Арест Якира. 31 мая он подписывает заявление: «Я хочу… помочь ускорить следствие, рассказать все о заговоре и заслужить право на то, что Советское правительство поверит в мое полное разоружение».

29 мая. Арест Уборевича.

30 мая. От работы в Наркомате обороны отстранен начальник Политуправления РККА Я. Б. Гамарник.

31 мая. Самоубийство Гамарника.

Нет никаких сомнений, что на допросах арестованных били. И все-таки — почему они так легко давали показания, эти генералы и маршалы?! Один день, два дня, три дня — и высокопоставленные военные, те самые «люди исключительного мужества», которыми так восхищался Кривицкий, подписывают любые протоколы. Принято думать, что признаваться им было не в чем, что они были чисты, как стеклышко, и показания подписывали только под пытками или в надежде сохранить жизнь.

(Хоть бы подумали господа реабилитаторы, с таким надрывом говорящие о замученных генералах, кем они выставляют перед нами этих здоровых мужиков в форме, пример, опору и надежду державы. Спроси у любого офицера, кем он предпочтет прослыть — заговорщиком или трусом? И если они невиновны, то, может быть, и лучше для нашей армии, что она лишилась таких полководцев? Может ли быть сильной армия, руководимая слабодушными военачальниками?)

И все же — почему они признавались? Давайте вспомним еще двоих репрессированных военачальников. В то же время были арестованы комдив Рокоссовский и комбриг Горбатов. Их тоже допрашивали следователи НКВД, надо думать, в том же режиме, что и прочих. Ни тот, ни другой ни в чем не признались. Оба были освобождены. Блюхер не сказал ни слова и так и погиб на допросе. Подобную стойкость проявляли и другие арестованные, в том числе и женщины, и подростки. После войны, например, следствие по делу Еврейского антифашистского комитета шло четыре года. Подследственными были представители интеллигенции — не самые стойкие на земле люди. И все равно: те, кто давал показания, давали их после многомесячных допросов. Некоторые так и не признали за собой никакой вины.

Это просто нереально — в такие короткие сроки довести такое количество людей до состояния, в котором они покорно подписывают любые поклепы на себя и других. Какие только объяснения ни придумывали, чтобы оправдать удивительную нестойкость генералов.

И пытки, и изуверские психологические трюки, типа уговоров о том, что их признание нужно для партии, и т. п. И даже применение психотропных средств. И только одно объяснение, лежащее на поверхности, было не замечено. Представьте себе, что перед арестованным заговорщиком следователь выкладывает многочисленные подлинные признания его товарищей по заговору. Он читает показания и видит, что и то правда, и это правда, и там тоже правда… Вот удар неотразимой силы! Тогда человек может сломаться сразу и заговорить в тот же день.

На суде они тоже вели себя не совсем так. Если человек сломлен, если он готов подписать любые показания, он их подписывает и признает себя виновным в чем угодно. Но на суде многие обвиняемые, например, Якир и Тухачевский, признавая себя виновными в заговоре, отрицали шпионаж. Примаков, согласившийся со многими обвинениями, отрицал терроризм и упорствовал в своем отрицании. Казалось бы, не все ли равно, тем более что ни один подсудимый не обольщался по поводу того, каким будет приговор.

Конечно, Хрущеву, придя к власти, следовало бы все следственные дела уничтожить. Но, по-видимому, он был не настолько прозорлив. В последнее время информация, содержащаяся в этих строго охраняемых папках, все-таки стала просачиваться на поверхность. Так, были опубликованы показания Тухачевского на следствии — не заранее заготовленные, залитые кровью листки, на которых дрожащей рукой выведена подпись, как представляется по рассказам о том жутком времени. Со страницы на страницу кочует леденящее душу заключение Центральной судебно-медицинской лаборатории Военно-медицинского управления Министерства обороны СССР от 28 июня 1956 года. «…В пятнах и мазках на листках 165, 166 дела № 967581 обнаружена кровь… Некоторые пятна крови имеют форму восклицательного знака. Такая форма пятен крови наблюдается обычно при попадании крови с предмета, находящегося в движении, или при попадании крови на поверхность под углом…» Правда, известный исследователь Г. Смирнов несколько разочаровывает любителей ужасного: «…невдомек читателю с разыгравшимся воображением… что в следственном деле Тухачевского нет показаний, написанных рукой следователя и лишь подписанных Михаилом Николаевичем, а есть показания, написанные его собственной рукой на 143 страницах! Показания аккуратно разделены на несколько глав, с подпунктами, исправлениями и вставками. Написаны они четким, ровным почерком со всеми знаками препинания, абзацами и примечаниями. В них подследственный поэтапно и скрупулезно вскрывает мельчайшие детали заговора, выдумать которые не смог бы ни один следователь. Что же касается кошмарных пятен крови, да еще „имеющих форму восклицательного знака“, то они действительно есть, но не на собственноручных показаниях Тухачевского, а на третьем экземпляре машинописной копии».