Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер - несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Из этого отрывка мы можем сделать несколько неожиданный вывод, что в поведении руководителей Чехословакии зимой и весной 1937 года наш посол отмечал некоторые «странности», которые не понимал и которым отчасти, может быть, не придавал значения, и только теперь, после суда над генералами, все эти странности улеглись в ясную и цельную картину. Этому может быть только два объяснения: либо до чехов действительно доходили какие-то слухи о заговоре, либо все эти недомолвки и умолчания тоже были частью гениального, иезуитски продуманного плана по компрометации Тухачевского. Подумать только, какой исполинской мощи и значения была фигура Тухачевского, если в заговоре против него были замешаны такие внешнеполитические силы!

Но продолжим, однако. «В записи беседы Александровского с президентом Бенешем от 3 июля 1937 года, присланной Литвинову вместе с упоминавшимся выше письмом, отмечается, что Бенеш обстоятельно изложил свое понимание значения процесса над Тухачевским и те мотивы, которыми руководствуется Бенеш в своей политике по отношению к СССР.

Бенеш в беседе выставил утверждение, что события в СССР ничуть его не удивили и совершенно не испугали, ибо он давно их ожидал. Он почти не сомневался и в том, что победителем окажется, как он выразился, „режим Сталина“. Он приветствовал эту победу и расценивал ее как укрепление мощи СССР, как победу сторонников защиты мира и сотрудничества советского государства с Европой.

Бенеш заявил, что все время наблюдает в СССР борьбу двух основных настроений, одно из которых идет на реальный учет обстановки и проявляет готовность к сотрудничеству, а значит, и к компромиссу с Западной Европой, а другое — „радикальное“, продолжающее требовать немедленного разворачивания мировой революции. По заявлению Бенеша, его задачей всегда было помочь первому, реальному течению в советской политической жизни…»

И снова прервем на время эту громадную цитату и удивимся. Мы как-то привыкли считать Сталина самым радикальным из всех, непримиримым коммунистом и пр. и вдруг с удивлением узнаем, что, оказывается, у него была международная репутация сугубого реалиста. В то время как Тухачевский, как мы знаем, имел прочную репутацию «красного милитариста». Все аргументы, которыми Виктор Суворов обосновывал стремление Сталина завоевать мир, куда больше применимы к «красному маршалу». Польская кампания, когда он собирался на красных саблях нести революцию в Европу, «классовая стратегия», армейский фанатизм и пресловутый «красный милитаризм» как раз и могли создать ему репутацию «перманентного революционера». Тем более что лидером советской оппозиции считался и Троцкий, тоже имевший вполне определенную репутацию сторонника мировой революции. Но продолжим:

Последующую часть разговора с Бенешем Александровский передает следующим образом:

«…Бенеш утверждал, что уже начиная с 1932 года он все время ожидал решительной схватки между сталинской линией и линией „радикальных революционеров“. Поэтому для него не были неожиданностью последние московские процессы, включая и процесс Тухачевского… Здесь, между прочим, Бенеш особо подчеркивал, что, по его убеждению, в московских процессах, особенно в процессе Тухачевского, дело шло вовсе не о шпионаже и диверсиях, а о прямой и ясной заговорщической деятельности с целью ниспровержения существующего строя. (! — Авт. ) Бенеш говорил, что он понимает нежелательность „по тактическим соображениям“ подчеркивать именно этот смысл событий. (!! — Авт. ) Он сам, дескать, тоже предпочел бы в аналогичных условиях „сводить дело только к шпионажу“. (!!! — Авт. ) Тухачевский, Якир и Путна (Бенеш почти все время называл только этих трех), конечно, не были шпионами, но они были заговорщиками. Тухачевский — дворянин, офицер, и у него были друзья в офицерских кругах не только Германии, но и Франции (со времен совместного плена в Германии и попыток Тухачевского к бегству из плена). Тухачевский не был и не мог быть российским Наполеоном, но Бенеш хорошо представляет себе, что перечисленные качества Тухачевского плюс его германские традиции, подкрепленные за советский период контактом с рейхсвером, могли сделать его очень доступным германскому влиянию и в гитлеровский период. Тухачевский мог совершенно не сознавать, что совершает преступление поддержкой контакта с рейхсвером. Особенно если представить себе, что Тухачевский видел единственное спасение для своей родины в войне рука об руку с Германией против остальной Европы, в войне, которая осталась единственным средством вызвать мировую революцию, то можно даже себе представить, что Тухачевский казался сам себе не изменником, а спасителем родины». (А какой путчист считает себя изменником? Все они спасители! — Авт. )